|
Я хотела, чтобы у Горба жизнь сложилась лучше, чем вышло у меня. И проще всего было идти к этому, оставаясь наивным дурачком. Я не хотела нести ответственность за просвещение его ни насчёт реалий зависимости, ни тем более насчёт кошмаров, которые сопровождают эту зависимость. Горб был всего на год или два моложе Ллойда — не такая уж разница в возрасте между ним и моим сыном. Я содрогалась, вспоминая о том, что вытворял со мной Левер, и была просто в шоке от того, что Трокки может бросить совершеннейшего простачка в лапы этого подонка. Я решила для себя, что Андерсон не получит укола с гериком, пока я буду рядом, и у меня будет возможность это предотвратить, особенно с учётом того, что его и так сегодня вечером подставили под куда более опасный удар. В отсутствие Горба Алекс, Пит и я пробежались ещё раз по нашим планам. Когда Брусок объяснил, как именно Андерсон будет посвящён в Братство Иглы, парнишка пожаловался, что нехорошо себя чувствует, мол, ему лучше пойти домой. Я‑то знала, что Горб был в полном порядке, но Алекс и Пит оказались достаточно доверчивы на этот счёт, чтобы принять его извинения за бесспорно искренние.
Некуда бежать
Сперва события последних недель отбросили меня далеко в прошлое, и вот теперь возвращают меня к настоящему. Похоже на то, как если бы я умерла и выскользнула из этого мира в другой, и вот теперь перед глазами проходит вся моя жизнь. Однако когда я смотрю на свое прохождение через тот мир, многие из моих переживаний парят вдали, вне досягаемости. Вот сейчас, когда я сижу здесь, на Кембридж-гарденс, единственное, что кажется мне реальным — моя жизнь в Лондоне. Когда я пытаюсь вспомнить события моей биографии, происшедшие за пределами этого великого мегаполиса, у меня такое чувство, что я вглядываюсь в существование кого-то другого. Я переехала в этот город более девятнадцати лет назад, в шестнадцать; мой сын Ллойд родился здесь же, в Лондоне, полтора года спустя. Я могу припомнить многие эпизоды из моей жизни вне Лондона, но все они кажутся мне плоскими, одномерными, и я обнаружила, что не в силах вспомнить их подробности. Переехав в Лондон летом 1960 года, я словно заново родилась. Этот город движется и дышит, он оказался исполинским чудовищем. Я чувствую вокруг себя пронизывающее его зло, им пропитаны кирпичи и раствор каждого здания на каждой улице этого расползшегося во все стороны города. Его яд хлещет из канализационных труб и туманом повисает в воздухе. Дьяволу наши души более не нужны. К ним допущен Бог, а Сатана веселится, возвращая к жизни наши плотские тела. Мы ведём morti vivendi, и я не боюсь умереть — я и без того почти что нежить. Я всё время забегаю вперёд; пожалуй, мне стоит расставить события, о которых я говорю, в точном хрологическом порядке. Пожалуйста, потерпите немного — пока я повторю, что мой отец умер пять лет назад, а мама примерно в то же время впала в маразм. Двое из моих братьев — с ней, заботятся о маме. Они живут все вместе в доме собраний в Гриноке, и лишних денег у них не водится — один из братьев безработный, а другой развозит молоко. Я знала, что дому не помешали бы новые ковры, и ещё я хотела бы, чтобы у мамы был новый телевизор, поэтому решилась на дельце. Я порыскала в окрестностях в поисках нового в наших кругах, кто хотел бы покупать герик, и меня вывели на мистера Дональдсона из Бермондси, южный Лондон. Человек, с которым я встретилась, выглядел наивным, и после выдачи на пробу отличного образчика я продала ему бешено дорогой порошок талька, который заранее упаковала так, как пакуют наркоту. Если б я знала, что мистер Дональдсон был связан с разветвлённой криминальной «семьёй», я бы выбрала другую жертву. Уплатив за ковры для мамы и пожертвовав значительную сумму гуру Рампа, я обнаружила себя по колено в дерьме, куда меня загнали несколько серьёзных лондонских тяжеловесов. Вследствие чего решила лечь на дно. По улицам ходят слухи, что меня избили, как минимум покалечив, и что мне придётся возместить украденные мной деньги, плюс выплатить немалые проценты. |
