А то, что он говорит, о том приходится выводить из его идей, что это утопии, что это неприложимо и не может держаться при всех других условиях общества и гражданственности.
Проведя все это в уме, она вслух договорила свою мысль:
– Это не лад, а разлад.
– Да, принесен «не мир, а меч», – спокойно отвечал ей Червев.
Княгиня прочитала в его глазах, что он понял все, что она молча продумала, и нимало этому не удивился и не рассердился. Это ему, очевидно, было за привычку: он словно ожидал того, что она ему сказала.
– Как же вводить молодых людей в эту жизнь с такими идеями? – спросила она.
– Не легко, – отвечал Червев.
– И как им будет жить?
– Трудно.
– Нельзя!
– Если соединять несоединимое, то нельзя, но если вести одну линию, то можно.
– Надо, значит, начать с того, что на многое, почитаемое за важное, взять и положить крест.
– Да, с этого должно начаться.
– А далее пойдет разлад со всем!
– Разлад только с тем, что не идет в лад с порядком, при котором лев не захочет вредить ягненку.
– Слова ваши режущи.
– Я с вами должен говорить откровенно: я ведь знал, что я вам не гожусь.
– Нет, я прошу вас дать мне подумать.
– И не думайте, я не гожусь. Вы верите в возможность мира при сохранении того, что не есть мир, а я не вижу, на чем может стать этакий мир. Меч прошел даже матери в душу.
– Вы строже, чем Савонарола!
– Я не говорю ничего своего.
– Да, но это ужаснее! Вы отнимаете у меня не только веру во все то, во что я всю жизнь мою верила, но даже лишаете меня самой надежды найти гармонию в устройстве отношений моих детей с религией отцов и с условиями общественного быта.
– Этой гармонии я не касаюсь.
– Но вы не верите в ее возможность?
– Воспитывать ум и сердце – значит просвещать их и давать им прямой ход, а не подводить их в гармонию с тем, что, быть может, само не содержит в себе ничего гармонического.
– Становясь на вашу точку зрения, я чувствую, что мне ничего не остается: я упразднена, я должна осудить себя в прошлом и не вижу, чего могу держаться дальше.
Червев улыбнулся доброй улыбкой и тихо сказал:
– Когда поколебались вера и надежда, остается любовь.
– Как еще любить и кого?
– Всех, но если вы истинно любите ваших детей…
– Без сомнения.
– И если верите тому, чту открыл показавший путь, истину и жизнь…
– Верю.
– Тогда вы должны знать, что вам надо делать.
Княгиня задумалась и тихо проговорила:
– В душе моей я с вами согласна…
– Душа ведь по природе своей христианка.
– Но этот нож, этот меч, – это изменение всего…
– Изменение всего, но сначала всего в самом человеке. |