Вечером Мирон собрал стрелецких старшин и казачьих пятидесятников. Засиделись за полночь. Прикидывали людские силы. Перед глазами лица содружников – заросшие, ветрами обожженные, непогодой побитые. Как-то их встретят новые земли?

Одни пришли в Сибирь по указу, другие – по прибору, а третьи – из гулящих, а то и вовсе из беглых. В том нет ничего худого. Вон и Родион Кашин из беглых, и Тришка Дайкалач, и Заварза… Каждый знает: не побегаешь, не утвердишься. И с Абасуга бежать можно, только разве убежишь далеко?

Нужно обустраивать свою судьбу здесь, где каждый неосторожный шаг грозит гибелью. А умирать никому не хочется. Поэтому судьбу острога решали долго и обстоятельно. Плыть ли дальше, или ставить его там, где указал Кешка Максюк, на реке Абасуг, недалеко от впадения ее в Енисей. Но места здесь для пашни и строительства оказались негодными, и вешняя вода высоко поднималась, топила низкие берега. Вон сколько старых коряг по берегам и островам нанесло. Леса хорошего для городового строения тоже не видно, вокруг топольники да тальники, ни сосны тебе, ни березы.

Спорили до одури, вспотели, охрипли, умаялись. Порешили твердо и по рукам ударили, чтобы зайти по Абасугу выше и обосноваться на гористом берегу. Тут и зарубить засеки, поставить острог и зазимовать. Если верить Кешке, земли эти Модорского улуса, чьи люди недавно стояли под стенами острога. Значит, покоя не будет, и укрепления следовало строить с умом, основательно, чтоб сдержать натиск кыргызской орды.

Наконец нашли подходящее место на крутом утесе над рекой. Рядом – сосновый борок с корабельной сосной, пахотные земли вокруг неплохие.

Загремели топоры, потянулся над сопками густой дым, покатилось по реке эхо и угасло в распадках. Перво-наперво соорудили дозорный шатер. Шатер немудрящий – столетняя сосна. Ветви нижние обрубили, сучки оставили длиной в ладонь. По ним и взбирался на вершину дозорный казак, а на вершине – помост с аршин шириной. С того помоста видны дали Абасуга, раздольные степи, сопки, луга, долины. Коль приблизится враг, казак даст скорый знак – примется бить колотушкой о подвешенную сухую доску. А чтоб враг вихрем не налетел на становище, огородились казаки заломами, набили острых кольев, соорудили надолбы из березового леса, который заготавливали недалеко от уроченного места и тащили волоком.

Крепость строили дружно, трудились безотказно от восхода солнца дотемна. Искусные плотники рубили башни с обламами и сторожевыми вышками, с потайными лазами, хитрыми ловушками-западнями, большими и малыми бойницами. В центре крепости поставили съезжую избу, а над ней – шатровую караульную башню, с которой дозорный казак мог издалека разглядеть приближение неприятеля. Башен острожных возвели шесть – четыре угловых, одну воротную и одну глухую. И расположили их так, чтобы каждая башня оберегала огневым боем соседние. На шатрах самых крупных – воротной и глухой – тоже соорудили сторожевые вышки. В брусовых, без дверей будках вырубили окна на четыре стороны света, пристроили обходные галереи с перилами.

В самой крепости, помимо съезжей избы, поставили походную часовню и вырыли два колодца. А в начале августа поставили избы, по одной на десять человек служивых, возвели все казенные сооружения.

В пяти верстах вверх по реке соорудили первое зимовье. По кругу огородили тыном в тридцать саженей длиной, подняли сторожевую башню с проезжими воротами, в стену две избы встроили. Одна – для дозорных, вторая – для заложников-аманатов.

Острог с трех сторон, а зимовье – с четырех окопали рвом в сажень глубиной. Вокруг того рва забили деревянный «чеснок», усилили его железным «чесноком», острым, как копья, прикрыв его тонким слоем веток и присыпав слегка землей. Ловушка для врагов получилась знатной.