Дом по-прежнему был беззвучен.

А ведь он вряд ли в доме, осенило Китайгородцева. Дом – это западня. Он не дурак, он это понимает и постарается покинуть дом как можно скорее.

И не через центральный вход!

Китайгородцев уже знал, куда бежать. Вниз, где вспомогательные службы. Там черный ход.

Он бросился вниз по лестнице, пробежал через кухню. Дверь черного хода приоткрыта. Он не ошибся. Выбежал из дома и остановился. Лужайки, деревья, кустарник, и никого не видно. Уехать он не мог. Хамза сыграл тревогу, и ни одну машину за ворота сейчас не выпустят. Значит, где-то рядом Котелков.

Китайгородцев пошел через лужайку, озираясь по сторонам. Охранник. Слева. Далеко. Наверняка Котелков не там. Принять правее. А вот тут следы. Примятая трава на стриженом газоне. Китайгородцев прибавил шаг, потом побежал. Он уже понял. В той стороне забор, а за забором не смежный участок, а дорога. Добежал до забора. Не мог Котелков здесь через забор перемахнуть. Высоко. Еще правее, где вольер. На крышу вольера, с крыши на забор… А все же высоко! Китайгородцев прыгнул. Обошлось. Дорога. С двух сторон забор. Налево или направо по дороге? Направо – там дома и там тупик, вспоминал лихорадочно Китайгородцев. Дорога упирается в чьи-то ворота. Налево – трасса. Он побежал налево. Заборы. Заборы. Справа нет забора. Провал. Гастарбайтеры роют траншею.

– Мужик тут пробегал? – крикнул им запыхавшийся Китайгородцев.

– Нет, – ответили ему.

Он побежал дальше.

То есть как это не пробегал?!

Остановился.

Не может быть!

Бросился обратно.

Они не могли его не видеть!

Работяги обмерли, когда Китайгородцев вернулся. Смотрели со страхом. У него в руке был пистолет.

– Всем на землю! – крикнул Китайгородцев. – Лежать!

Ему не нравилось, что у них в руках лопаты и ломы.

Они подчинились.

Путь к траншее был открыт. Но Китайгородцев не торопился заглянуть в нее.

– Он в траншее? – громко спросил, ни к кому конкретно не обращаясь.

Один из работяг поднял голову и закивал.

– Кто-нибудь из ваших есть внизу?

Мужичок замотал головой. Нет. Один там Котелков.

Китайгородцев поднял с земли чью-то ветровку, скомкал ее и швырнул в траншею. Испуганно хлюпнул торопливый выстрел.

– Урод! – зло сказал Китайгородцев.

Он разрядил бы в Котелкова всю обойму. А нельзя. Потому и злился.

Вскоре после приезда на дачу Виктория вспомнила о несчастной Люде Потаповой, которая в этих краях жила когда-то и которая была молочной матерью Алеши Проскурова, а ведь у нее был сын, как помнилось Виктории.

– Он где-то есть, этот мальчик, – сказала Виктория Китайгородцеву. – Он где-то здесь. Правильно?

– Наверное, – осторожно ответил Китайгородцев. – А что такое?

– Мамы больше нет. Он с кем? Он с папой?

– Наверное, – снова сказал Китайгородцев.

– Его как-то можно разыскать?

– Зачем?

– Узнать, что с ним. Мне хочется ему помочь.

Потом она еще разговаривала с Проскуровым. Китайгородцев слышал.

– Она погибла в нашем доме там, в Москве, – говорила Виктория. – А сын ее остался.

– Ну и что? – отвечал Проскуров.

– Можно же ему помочь. Денег дать. Как-то поучаствовать в его судьбе.

– Ты выйди за ворота. В любую деревню зайди, посмотри, как там живут, кто там живет. Кому ты деньги собираешься дарить? Мальчишке этому? Ему ни копейки не достанется. Все пропьют.