Рогачеву вспомнился день, когда он решил навестить мать Женьки.

Двери ему открыла желтолицая полупьяная баба. Она провела следователя на кухню, шатаясь и держась за стены. Все не могла взять в толк, что нужно от нее милиции?

— Ваша дочь… — он не решался закончить фразу, опасаясь, как бы чего не случилось с женщиной. Какая б ни пьяная, а мать…

— Ну? Чего тебе, барбос легавый? Мозги мне сушить будешь? Иль к Женьке подвалить хочешь? Так ее дома нет. Давно слиняла! Сама не знаю, где она.

— Евгения в морге! — выпалил Славик одним духом. Рано или поздно, надо было сказать правду.

— В морге? Кого там закадрила? — рассмеялась женщина скрипуче.

— Она мертва…

— Ты не брешешь? — повернулась к Рогачеву.

— Нет. Это правда, — Рогачев оборвал себя на полуслове.

— Слава Богу! Значит, нынче ее барахло могу загнать и бухнуть!

— Похоронить ее надо! Забрать из морга! — напомнил следователь.

Баба неожиданно взъярилась:

— Чего? Забрать ее? Куда? Ты что, ослеп? Иль не видишь, что у меня копейки в доме нет! За кой хрен хоронить? Я только на поминки и наскребу. Втроем помянем Женьку. А ты, слышь… Пусть власти хоронят. Это они виноваты, что она так скоро померла! Их грех в том, что Женьки нету. Не смогли вырастить, пусть хоронят. У меня в транде еще полгорода! Ну, чего вылупился? Небось, бухнуть хочешь? А у меня и похмелиться нечем! Башка трещит. Дай взаймы на сто грамм! Верну. Нету у тебя ничего? И у меня нет! У Женьки теперь тоже не выпросишь. Надо же! Слиняла, не похмелив! А еще дочка называется, сучка грязная!

Рогачев ушел молча, не прощаясь, ничего не спрашивая и не требуя. Понял бесполезность. Такую мать ничто не протрезвит и не образумит. Почему-то вспомнились слова патологоанатома об алкашах:

— Эти живут со спящей совестью. И разбудить ее не дано никому. Пустая затея…

Славик Рогачев работал следователем в милиции третий год. И ему впервые поручили серьезное дело. Он был уверен, что справится с ним быстро. Ведь все, казалось бы, лежало на поверхности. Не было лишь свидетелей. Две малолетки, жившие с Женькой в деревне с ворами, исчезли неизвестно куда. Их видели через два дня после смерти Мартышки на автовокзале, но задержать не удалось. Девчонки ушли. Бесследно. А тут и воров пришлось отпустить с извинением. Они такого наговорили, уходя, что вспоминать не хочется.

И вот тогда Славик обратился за помощью к старому следователю, считавшемуся самым известным по части раскрытия загадочных убийств. Он лет пять назад отправился на пенсию, отошел от дел и категорически отказался консультировать молодых практикантов, помогать им в работе. Кто-то из них позволил себе обидное высказывание в его адрес. И человек замкнулся. Не появлялся в милиции даже на торжества. Не реагировал на приглашения.

Славик не стал ему звонить по телефону. Знал — бесполезно. Заявился к Юрию Михайловичу Бронникову прямо на дачу, заранее наслышавшись в горотделе, что человек с весны до глубокой осени не появляется в городе. Бывший следователь нашел себя в новом качестве. Развел цветы, сам сделал ульи, создал прекрасный сад.

Бронников сразу приметил Рогачева. Поначалу нахмурился. Но увидев, что Славик топчется поодаль, не зная, как подойти, с чего начать, рассмеялся. А может, оттого, что в цветущем саду забываются обиды, окликнул:

— Славик, хватит чужой забор подпирать. Ко мне пришел? Что привело? Заходи!

Рогачев, забыв о калитке, легко перемахнул через забор. Знал, попри он сам буром, Бронников обязательно выставил бы его.