— Во-во, смотри не допускай, — пробурчали все присутствующие чуть ли не в унисон.

Но Робби не сдержала обещания. Мелкие сбои продолжались. Спецэффекты срабатывали то с запозданием, то в самом неподходящем месте сцены. Лиз казалось, будто на ее глазах разрушается прекрасное здание: медленно-медленно, роняя кирпичик за кирпичиком на головы случайных прохожих. Атмосфера чуда, царившая на стадионе в начале репетиции, испарилась без следа, вытесненная чувством полной безнадежности. Свой вклад в это внесла, по всей видимости, и Робби Ундербургер.

— У девчонки просто крыша поехала, — пробурчал Бобо не без сочувствия, наблюдая за Фионной: та металась по сцене, а под ногами у нее то и дело грохали не вовремя крохотные взрывпакеты. Фионна походила на бедолагу ковбоя, которого недруг-стрелок заставил «танцевать». Если бы Робби не извинялась так искренне, можно было бы заподозрить, что она специально издевается над Фионной.

— Как, по-вашему, может быть, она предчувствует надвигающуюся беду? — спросила Лиз. — Потому она и не в себе? — Эта идея весьма увлекла Лиз. — Вдруг Робби ясновидящая? Ее талант мог бы сослужить службу нашему ведомству… или вашему…

Будро изумленно выгнул свои белесые брови.

— Вот уж о чем не думал, о том не думал, мэм. Может быть, вы насчет нее и правы — но вряд ли она согласится. Сознайтесь — наши оклады как-то блекнут по сравнению с ее нынешними заработками.

Лиз кивнула. Если бы не патриотизм, она и сама бы соблазнилась кругленькими суммами, упомянутыми в досье на административный и технический персонал. Зная себя как человека дотошного, Лиз не сомневалась, что справится чуть ли не с любой работой. Впрочем, если все артисты такие чокнутые, как ее бывшая однокурсница… Тогда спасибо, не надо.

Барабанщик задал ритм, и репетиция возобновилась. Пару песен группе удалось откатать без проблем. Люди немного расслабились. Лиз, держа амулеты наготове, сохраняла бдительность — но поймала себя на том, что ей ужасно приятно быть чуть ли не единственной зрительницей рок-концерта. Правда, ей немного не хватало атмосферы вольницы и братства, которую может создать лишь толпа. Пусть в зале толкотня, пусть сцену плохо видно, но между зрителями подобных действ возникает нечто вроде энергетического симбиоза. Начальный импульс исходит от музыкантов — а зал, усилив его в миллион раз, кидает назад группе. Если концерт задался, такой эффект многократного рикошета превращает неплохое выступление в феноменальный успех. Фионна и ее команда явно были способны зажечь поклонников. Они облагораживали, утешали, будоражили — и все это одновременно. Лиз раскачивалась в такт ритму, не спуская глаз с Фи и Майкла: те, пританцовывая, сошлись в центре сцены и, точно два вихря, отпрянули в разные стороны — будто два электрона очень активной молекулы. Майкл, одетый во все черное, гордый и могучий, отступил к северной стороне сцены, глядя на свои пальцы, перебирающие гитарные струны. Фионна, женственная, эмоциональная, непоседливая, выпорхнула на южный край и сделала широкий круг. Летучая бахрома ее платья казалась в лучах прожекторов тучей белых молний. Фионна застыла, точно изваяние — или свеча. С видом жрицы, совершающей древние мистерии, она указала на лежащий у ее ног кристалл размером с тыкву. Замялась. Перестала петь.

— Стоп! — заорала она. — А ну — стоп!

Лиз почувствовала себя ребенком, у которого отняли любимую игрушку. Фионна, ахнув ладонями по своим бедрам, попыталась испепелить взглядом аппаратную.

— Когда я стою вот здесь и пою эту вот строчку, — завопила она, срываясь на пронзительный, убивающий все на своем пути крик ирландской нечисти-«банши», — зеленые лазеры должны скреститься у моих ног и осветить вот этот вот гребаный кристалл.