Изменить размер шрифта - +
Спекулятивного! – припечатал он. – Я бы сказал, что их научная ценность близка к нулю.

    – Хотелось бы услышать нечто более весомое, – поддержат доцент Ковалев. – Электронный разум все-таки… На что он способен, кроме ловли пришельцев в мутной астральной водице?

    – Он мог бы научить нас жить в мире, – с трепетом промолвил я, уже предчувствуя позорное фиаско.

    В аудитории повисло тягостное молчание. Потом Балабуха спросил:

    – Это каким же образом?

    – Ну не знаю… то есть не уверен… он может разработать новую отрасль математики… социальный анализ… чтобы мы могли избежать фатальных ошибок, просчитывая ход истории, последствия прогресса… изучая аттрактор [62] , определяющий нашу эволюцию…

    Эбнер тяжело вздохнул и отвел глаза.

    – Это все, Сергей Михайлович?

    – Пожалуй, все.

    – Есть желающие выступить?

    Молчавший до сих пор профессор Оболенский поднялся, и стало ясно, что сейчас последует залп тяжелой артиллерии.

    – Вы разрешите, Вилен Абрамович?

    – Да, Феликс Львович, будьте любезны. Оболенский прочистил горло, изобразил на лице сожа ление и произнес:

    – Согласно требованиям ВАКа [63] , докторская степень присуждается за научное открытие или решение важной народно-хозяйственной проблемы. Или – или, плюс актуальность и новизна… – Он сделал паузу, буравя меня взглядом. – Есть ли в данном случае открытие? Бесспорно, нет – ведь соискатель не сообщил нам новых сведений о применении разумного интеллектронного устройства. Что же касается народно-хозяйственных задач, то…

    Он повозил меня фэйсом об тейбл, высморкался в мой галстук и сел под гром аплодисментов Юрика Лажевича. Тот, видимо, что-то хотел добавить, но вдруг над рядом стульев воздвигся Глеб Кириллыч Михалев.

    – Милостивые судари, прекрасные мои сударыни… – Светлане Георгиевне – поклон, Танечке – обольстительная улыбка. – Не стану спорить с предыдущим оппонентом. Эти гарантии справедливости, равно как поиск пришельцев, Великая Тайна Бытия и остальные прибамбасы, – абсурдный юношеский бред и выпендреж. А у меня с абсурдом напряженка, и выпендрежа – кррхм!… – я тоже не терплю. Тем более в делах серьезных… Как-то, знаете, гуляли у Генисаретского озера все тринадцать, и вдруг Петр подбегает к Иисусу: «Учитель, Фома тонет!» – «Пусть тонет! Было ему сказано, чтоб не выпендривался, шел по камушкам!» По камушкам надо! И не выпендриваться! А что это значит в нашем случае? – Глеб Кириллыч повернулся ко мне и поднял палец. – Это значит, солнышко, что ты, желая облагодетельствовать мир, забыл об очень важной вещи. О перспективе! Что с ним будет, с этим миром и человечеством, лет этак через десять? Или через сто? Через тысячу? Узнай, и будут тебе опорные камешки для важных выводов и размышлений о Глобальной Цели!

    – Узнай!… узнай!… – звучало у меня в ушах, пока аудитория не расплылась серо-зеленым туманом. Узнай!

    Я распахнул глаза, уставился на бормотавший что-то телевизор, щелкнул выключателем. Узнай!… – прошелестело в комнате умирающим эхом.

    Я поднялся, стараясь не потревожить пригревшуюся в ногах Белладонну, и бросил взгляд на свой ханд-таймер. Полночь… Самое время для колдовства, черной магии, общения с духами и предсказаний грядущего… Узнай! Можно и узнать… А пуркуа бы и не па?… – как говорит Глеб Кирил-лыч…

    Джинн, разумеется, не спал – кошачья мордочка на экране состроила забавную гримасу.

Быстрый переход