Кризис наступил после войны, когда началась эра шариковых ручек. Поначалу они тоже страшно текли, и стоило ненароком провести пальцем по только что написанным словам, как на их месте образовывалось смазанное пятно. Так и пропадало желание писать красиво. Но дело не в кляксах: даже если их и не было, письму шариковой ручкой все равно не хватало души, стиля и индивидуальности.

Почему же мы до сих пор переживаем из-за утраченной каллиграфии? Умение быстро и без ошибок печатать на клавиатуре развивает скорость мышления; текстовый редактор, автоматически проверяющий орфографию, подчеркивает (хоть и не всегда) красным слово «терасса»; наша молодежь отправляет с мобильного сообщение Cul8r вместо See you later («Увидимся позже»); но не будем забывать, что наши предки ужаснулись бы, увидев, что «радость» теперь пишется как gioia, а не gioja, «я имел» – io avevo вместо io aveva, ну а Цицерон схватился бы за голову, прочитав у средневековых богословов respondeo dicendum quod.

Как известно, искусство каллиграфии развивает координацию и стимулирует работу мозга. Бартеццаги отмечает, что при письме от руки фразу сначала надо сформулировать в уме и только потом перенести на лист, да и процесс сам по себе, заставляющий считаться с сопротивлением ручки и бумаги, способствует неспешному течению мыслей.

Молодое поколение все чаще будет печатать на компьютере и в телефоне, а не писать. Однако человечество научилось находить спортивный интерес и эстетическое удовольствие в том, что цивилизация искоренила за ненадобностью. Больше нет нужды в путешествиях верхом, но люди учатся ездить на лошади в манеже; уже давно изобрели самолеты, но многие ходят под парусом, словно финикийцы три тысячи лет назад; несмотря на железные дороги и туннели, есть любители покорять горные тропы; даже в эпоху электронных писем не перевелись коллекционеры почтовых марок; на войне стреляют из калашникова, и при этом проводятся миролюбивые турниры по фехтованию.

Родителям стоило бы отдавать детей в школы каллиграфии, отправлять их на соревнования и турниры, и это был бы не только вклад в их образование, но и польза для здоровья и психомоторики. Такие школы существуют, достаточно задать поиск в интернете: «школа каллиграфии». Да и учителям, работающим на полставки, стоит задуматься – отличная может получиться подработка.

Как бы на это посмотрел Гаттамелата?

На самом деле темы не имеют ровным счетом никакого значения, за исключением (кажется, прецедент уже был) тех случаев, когда в формулировке допущена грубейшая ошибка или заявленный вопрос откровенно абсурден, что-то вроде «разведения роз в Дубае».

Обычно ученикам предлагаются темы, о которых те должны знать хотя бы понаслышке, так что, если вернуться к вопросам этого года, у них есть выбор: если для кого-то политические убийства – это темный лес, у него должно оказаться хоть какое-то представление о массовом обществе или исследованиях мозга. Я хочу сказать, что лицеист может ничего не смыслить в нейронауках, но он должен понимать важность исследований работы человеческого мозга; даже если он уверен, что душа непостижима и ковыряние в мозге – бессмысленная трата времени, это уже позиция, и ее можно отстаивать, активно упирая на спиритуализм.

По правде говоря, экзаменационная тема призвана доказать всего две вещи. Во-первых, умение учащегося или учащейся грамотно писать по-итальянски, и никто от них не требует быть Гаддой (даже наоборот, если кто-то на экзамене будет писать, как Гадда, то вызовет по меньшей мере недоумение, ведь от него всего-то требовалось подтвердить удовлетворительное владение родным языком, а не выставить себя непризнанным гением). Во-вторых, учащиеся должны показать, что способны четко выражать свою мысль, развивать тему, не путая причину со следствием, и чувствовать разницу между вступлением и заключением.