Разве нормально, что партия является семейным капиталом, как металлургический завод или кондитерский цех? Кстати, такая мысль никогда не приходила в голову даже Муссолини (тем не менее партия была действительно его, и с его исчезновением исчезла и партия), но вы можете себе представить, что Альчиде Де Гаспери захотел бы передать дочери Христианско-демократическую партию, Беттино Кракси оставил бы Социалистическую партию в наследство своим детям, Бобо или Стефании, Энрико Берлингуэр решил бы передать божьей милостью руководство ИКП по старшинству дочери Бьянке и так далее? Нет, потому что они не создавали партий, не финансировали их, отчитывались перед различными комитетами, их избравшими, то есть не относились к власти как к собственности, передаваемой по наследству.

Принять решение о передаче власти наследнику – значит четко понимать, что партию создал Вождь, что она не выживет без имени Вождя, что Вождь ее финансирует и что все остальные члены партии – не избиратели Вождя, а его подчиненные. Если партия находится в частной собственности, монарх имеет полное право на собственного дофина.

Власть и левые

Конец истории, но не проклятия, признаком которого она была. Эта активистка поняла то, что ее партия победила, но не то, что партия теперь обязана войти в правительство. Для нее непостижимо, что партия должна говорить «да» на многое, потому что эту партию она всегда представляла себе как силу героическую и несгибаемую, которая всегда говорила «нет».

В этом трагедия истории европейского левого движения: более чем полтораста лет оно было оппозиционной силой; революционной, да, но мучительно и долго ожидавшей, когда же вспыхнет революция (кстати, в России и Китае, где революция свершилась, левые были у руля, а не в оппозиции, но постепенно стали силой консервативной).

Поэтому левые были всегда наготове сказать «нет» и, шельмуя их как социал-демократов, с подозрением смотрели на те свои течения, которые осмеливались произнести половинчатое «да», а с другой стороны были активисты, которые отмежевывались от партии, чтобы создать новую, более радикальную. То есть левое движение всегда было фракционным, обреченным на вечный митоз, и поэтому, естественно, никогда не обладало достаточной силой, чтобы прийти к власти. Я бы ехидно заметил: к счастью для него, потому что тогда ему пришлось бы говорить «да», со всеми вытекающими из принятия правительственных решений компромиссами, и, говоря «да», оно потеряло бы ту моральную чистоту, которая воспринималась как вечное поражение и способность упорно отказываться от соблазнов власти. Достаточно было думать, что та власть, которую оно отвергало, в один прекрасный момент может рухнуть.

История про женщину на Пьяцца дель Пополо объясняет многое из того, что происходит и сегодня.

От глупости до безумия

Нет, это не загрязнение. Это примеси в воздухе

Как разбогатеть на чужой боли

Попробуйте провести такой эксперимент: подойдите к любому человеку, да хотя бы к случайному прохожему (лучше, конечно, если этот человек готов проверить ваши экстрасенсорные способности). Посмотрите ему в глаза и скажите: «Вижу, что кто-то много думает о вас, кто-то, с кем вы давно не виделись, но кого вы раньше сильно любили, страдая, потому что вам не отвечали взаимностью… Теперь он понял, что причинил вам боль, и жалеет об этом, хоть и понимает, что слишком поздно…» Найдется ли на свете хоть один человек, дети не в счет, у которого в прошлом не было несчастной любви или по крайней мере любви, не полностью взаимной? И вот, пожалуйста, участник вашего эксперимента первым придет вам на помощь и станет работать на вас, говоря, что он знает, о ком речь, и вы очень точно угадали.