Нужно признать, что многому из того, что мы знаем о жизни и обществе, о любви и смерти, научил нас воображаемый Париж – ненастоящий и в то же время в высшей степени реальный. Поэтому удар нанесли по нашему дому – дому, в котором мы прожили дольше, чем по официальным адресам. Впрочем, воспоминания вселяют надежду, ведь до сих пор La Seine roule roule…

Между религией и философией

Пророки видят то, что знают

Лусия видит ангела с огненным мечом, которому под силу сжечь весь мир. Несущие огонь ангелы появляются и в Откровении Иоанна Богослова, взять хотя бы Второго Ангела с трубой (8:8). У него нет пылающего меча, но позже мы рассмотрим, откуда мог взяться этот образ (не говоря уже о том, что в иконографии существует богатая традиция изображения архангелов с подобным орудием).

Затем Лусия видит божественный свет, будто бы отражающийся в зеркале: это отсылка уже не к Откровению, а к Первому посланию к Коринфянам святого апостола Павла (пока мы видим вещи небесные per speculum и лишь потом узрим их лицом к лицу).

Появляется одинокий епископ в белых одеждах: в Апокалипсисе многочисленные одетые в белое слуги Господни, обреченные на мученичество, упоминаются несколько раз (6:11, 7:9, 7:14). Но всему свое время.

Далее другие епископы и священники поднимаются на крутую гору, тогда как в Апокалипсисе (6:15) великие мира сего скрылись в пещерах и горных ущельях. Святейший отец входит в город, лежащий «наполовину в руинах», и встречает по дороге души умерших: город вместе с трупами упоминается в Откровении Иоанна Богослова (11:8), части его суждено пасть во время землетрясения (11:13), и далее он же предстанет в образе опустошенного Вавилона (18:19).

Продолжим: стрелами и пулями солдаты убивают епископа и верующих, и если огнестрельное оружие – это нововведение Лусии, то заостренными орудиями была наделена саранча в железной броне (9:9), налетевшая, когда вострубил Пятый Ангел.

Наконец, два ангела собирают кровь в хрустальную лейку (regador по-португальски). В Апокалипсисе ангелы нередко имеют дело с кровью: ею полна кадильница (8:5), она течет из точила (14:20) и льется из чаши (16:3).

Почему же именно лейка? Допускаю, что сказалась близость Фатимы к Астурии, где в Средние века были созданы бесподобные мосарабские миниатюры на тему Апокалипсиса, пользовавшиеся большой популярностью. На них в том числе изображены ангелы, которые держат похожие на кубки сосуды, откуда струйкой льется кровь, и будто бы поливают ею мир. Еще один намек на возможную связь воспоминаний Лусии с иконографической традицией – тот самый ангел с пылающим мечом: ангелы с миниатюр держат не трубы, но алые клинки.

Любопытное наблюдение (к нему можно прийти, только прочитав теологический комментарий кардинала Ратцингера целиком, а не в виде тезисов в газете): пока достопочтенный кардинал напоминает, что видения не являются объектами веры, а аллегорию нельзя приравнивать к пророчеству и воспринимать ее буквально, он открыто обращается к аналогиям с Откровением Иоанна Богослова.

Ратцингер поясняет, что свидетель откровения видит происходящее «в доступной ему форме, зависящей от его представлений и познаний», посему «видение сообразно ему и его возможностям». Если перевести это на более светский язык (впрочем, в названии главки кардинал упоминает «антропологическую структуру» откровения) и не принимать в расчет юнгианские архетипы, выходит, что каждый пророк видит то, чему его научила собственная культура.