— Часто она спит таким сном?

— Нет. Кажется, нет. Во всяком случае, я ее в этом состоянии видела только раз.

— Давно?

— О да! Это случилось… Ронга вдруг запнулась, как если бы признание стоило ей усилия.

— Я ваш друг, Ронга! — сказал я. — Вы знаете, что наш разговор останется между нами. Так когда?

— Ну, это случилось в тот день, когда мсье Элле упал в карьер.

До меня еле донеслись эти слова, которые она прошептала, наклонив голову. Если по правде, то я ожидал услышать подобный ответ. И все же я был потрясен до глубины души. Я долго стоял неподвижно, стиснув зубы, теребя ключи в кармане брюк. Вот оно, доказательство! Мысленно я был там, в гараже, перед открытым люком. Когда я пришел в себя, то увидел почти с удивлением, что гепард лежит у моих ног, а негритянка стоит у двери. Где я? В Африке?.. Я вздрогнул, осознав, что проделывал тот же путь, что проделала во сне Мириам. Я протер глаза и наконец открыл дверь. Солнечный свет окончательно вывел меня из царства теней.

— Вы говорили мадам Элле, что видели, как она спит?..

— Нет.

— И ни слова. Ни ей, ни доктору. Но продолжайте за ней наблюдать.

— Почему? — спросила Ронга. — Чего вы боитесь?

— Ничего… Пока ничего. Просто я не хочу, чтобы мадам Элле заболела из-за этого укуса. Упомянула ли она, что намеревается вернуться в Африку?

— Да, как-то…

— Что же она говорила? Вновь Ронга опустила глаза. Я попытался ей помочь:

— Она сказала, что увезет меня с собой, не так ли? Что настанет день, когда у меня не будут связаны руки?

— Да, мсье.

— Хорошо, я с ней поговорю.

Я вышел, решив теперь все расставить по местам, но в вестибюле остановился. С чего начать? Как сформулировать, в чем конкретно я ее обвиняю? Она рассмеялась бы мне в глаза: «Ты, Франсуа, ты обвиняешь меня в том, что я хотела убить твою жену во сне?» Я буду выглядеть смешным. Ронга по простоте душевной была удивлена странным и беспокойным сном Мириам. Но со всеми нами случается, что мы во сне смеемся, плачем, говорим. Сколько раз мне самому снилось, что за мной гонятся, и я стонал, бежал как безумный или падал в бездонную пропасть, а потом просыпался в поту. Элиан, гладя меня по щеке, говорила: «Ты напугал меня, дорогой!»

Стоя на первой ступеньке лестницы, я перебирал все доводы в пользу того, чтобы хранить молчание. О главном я умалчивал, но иллюзий не строил. Мириам внушала мне страх.

— Итак, согласен! Ньете больна, но ее легко вылечить…

— Кто же ее вылечит?

— Ты, разумеется! Если ты вменишь себе в обязанность кормить ее в определенное время и тем, чем полагается, если будешь делать все, что я советовал уже раз двадцать!

— У меня работа!

— Ах, работа!

— Вот как! Ты презираешь то, в чем ничего не смыслишь! Тебя бесит, что я рисую! Это тебя стесняет и унижает! Да, дорогой!… Я это почувствовала уже давно.

— Предположим, — сказал я раздраженно. — Но речь не обо мне! Речь о Ньете!

— Что ж, раз ты ее так любишь, я тебе ее отдаю! Такой уловки я не предвидел и понял, что опять сел в лужу.

— Такая зверюга у меня дома! — воскликнул я. — Ты рехнулась.

— Вовсе нет. У тебя преданная, послушная жена. Ей не придется двадцать раз объяснять, что от нее требуется!

— Пожалуйста, оставь Элиан в покое!

— Хорошо, не сердись, мой милый Франсуа! Раз тебе Ньете не нужна… я ее умерщвлю…

И я был настолько наивен и малодушен, чтобы начать думать: неужели нельзя у меня найти места, куда можно поместить гепарда? Но нет! Мириам старалась уязвить меня, доказать, что я избегаю любой ответственности, что из нас двоих именно я — эгоист! Зверь был лишь поводом!

— Предупреждаю, что я за это не возьмусь!

— О! Я знаю! — произнесла она оскорбительным тоном.