— Ты рехнулась.
— Вовсе нет. У тебя преданная, послушная жена. Ей не придется двадцать раз объяснять, что от нее требуется!
— Пожалуйста, оставь Элиан в покое!
— Хорошо, не сердись, мой милый Франсуа! Раз тебе Ньете не нужна… я ее умерщвлю…
И я был настолько наивен и малодушен, чтобы начать думать: неужели нельзя у меня найти места, куда можно поместить гепарда? Но нет! Мириам старалась уязвить меня, доказать, что я избегаю любой ответственности, что из нас двоих именно я — эгоист! Зверь был лишь поводом!
— Предупреждаю, что я за это не возьмусь!
— О! Я знаю! — произнесла она оскорбительным тоном. — Но я найду кого-нибудь посмелее. И немедленно!…
Она отбросила одеяло и спустила с кровати ноги. Тут же вскрикнув от боли и задыхаясь, свалилась в постель.
— Чертова дура! — произнес я. — Ну, ты не можешь лежать спокойно?.. Покажи-ка мне ногу…
Ей было слишком больно, чтобы сопротивляться. Я насильно снял повязку. На своем веку я немало повидал укусов, но этот выглядел самым омерзительным из всех. Лодыжка распухла, почернела, в кровоподтеках. Клыки гепарда разрезали кожу и глубоко прошли в мякоть. Если бы Том меня вот так укусил, я, не колеблясь, пристрелил бы его. Реакцию Мириам я теперь вполне понимал. Но я не стал бы дразнить собаку! И почти одобрял Ньете, вспомнив, как вела себя Мириам. Я сделал перевязку, ослабив бинты, так как Мург слишком их стянул. Я видел то, что хотел увидеть. Ходить Мириам не могла.
— Я лучше, чем ты, знаю этих животных! — сказала Мириам. — Теперь Ньете слушаться меня не будет! При первой же возможности примется за старое. Я не чувствую себя с ней в безопасности. Этот довод меня поколебал.
— Да нет же, — сказал я расчетливо грубо, — тебе надо обращаться с ней как с животным, а не как с человеком!
— Хищники — те же люди, — пробормотала Мириам, — а я потеряла авторитет.
Еще ни разу Мириам не высказывалась более определенно, все мои подозрения вдруг превратились в уверенность. Ньете ее укусила. Она уничтожает Ньете! Элиан ее оскорбила самим только фактом своего существования, встав между нею и мною, — и ей суждено уйти из жизни! А я превращался в послушное орудие! В противном случае однажды мне будет уготована судьба несчастного Элле. Почему бы нет?
Мириам наблюдала за мной. Она обладала даром входить в мой дом, как тень, тем более способна проникнуть в мой мозг, мои мысли, отгадать, что стала для меня чужой. Именно в эту минуту я осознал: Мириам для меня больше никто! Даже воспоминания о нашей близости потеряли для меня всякий смысл. Мне хотелось бы передать вам то, что я чувствовал, — настолько это важно для последующих событий. Но это не просто! Если хотите, я стал уже отдаляться от Мириам, потому что ее ревность, гордость, то, как она распоряжалась моей свободой, делали невозможными истинно нежные чувства, но она оставалась желанной женщиной, оставалась близким человеком. Теперь же, с того момента, когда я должен был признать, что она способна приводить в движение таинственные силы, вызывающие во мне отвращение, она потеряла для меня свою притягательность, стала другой. Нечто общее, объединявшее нас, вдруг исчезло. Точно так же, как не может быть ничего общего между человеком и пресмыкающимися. Не будь на карту поставлена жизнь Элиан, не скрою, я бы сбежал, ноги моей больше не было бы на острове, как если бы он стал для меня заклятым местом. Я опять, наверное, сумбурно выражаю свои мысли. Но что поделаешь? Мои чувства вам известны, пусть они кажутся вам странными или утрированными, даже ненормальными. В моем страхе было что-то «благоговейное», нечто вроде священного ужаса, который испытываешь, видя чудо того ужаса, который испытывали древние, когда путешественники рассказывали им о чудовищах и циклопах. |