— Мы скучаем. А тебе нужно больше отдыхать.

Воинственный запал как-то разом иссяк. Сложно выглядеть грозно, когда рядом стоит муж высотой с одноэтажный домик и смотрит на тебя выразительными глазами: примерно такие же бывали у Кошмара, когда кухарка доставала сметану.

— Тереза, так ты все равно не перестанешь думать о родных.

А вот и перестану!

— При чем тут мои родные? Просто в Равьенн очень много дел.

И не только в Равьенн. Занятия магией тоже никто не отменял.

— Может быть, стоит самой им написать?

— Кому — им? Винсенту, который выдаст очередную отповедь в трех томах? Да ее ни один почтальон не возьмется доставить!

Анри улыбнулся, но ничего не сказал. Только подхватил из экипажа огромную корзину.

Под ногами похрустывала мерзлая земля, подтаявшая корочка льда блестела на солнце. В глубокой выбоине поверх воды растянулась ледяная паутинка, в ее узоре отчетливо виднелся потемневший дырявый лист. Солнце слепило глаза, заставляло жмуриться — низкое и яркое. Софи уже пробилась к первому прилавку со сладостями: верткая, она проскользнула между толкающимися детьми и уцепилась за край так, что сдвинуть ее не представлялось возможным.

Да, она определенно своего не упустит.

— Зачем ты поддерживаешь в Софи ненужную надежду? Мы не сможем поехать в Мортенхэйм, и тебе это прекрасно известно.

— Не сможем, если отправим леди Илэйн письмо с отказом. Насколько мне известно, мы его пока не писали.

Я вздернула подбородок.

— Значит, напишем! Вот сегодня приедем и напишем!

Почему только так тоскливо стало?..

Пряники на прилавках были самые разные: расписные фигурки с веревочками, которые во время Праздника Зимы можно повесить на ель, или же огромные, размером с праздничный торт, с густой сладкой глазурью. Такой же липкой, как обращенные на нас взгляды горожан и приезжих. Не успели мы приблизились к самым многолюдным лоткам со множеством сортов сыра, как продавцы уже наперебой предлагали попробовать именно у них. В рядах действительно было море всего: домашние вина и настойки, мед, варенья и соленья, самодельные игрушки и фигурное мыло. Даже у меня глаза разбежались, что уж говорить о Софи — она перебегала от прилавка к прилавку. Там, где было для нее высоко, поднималась на носочки. А потом замерла у лотка с красивыми куклами в роскошных платьях. Каждая неповторима, как произведение искусства. Меня они никогда не прельщали, но если Софи нравится…

Что ни говори, а большие глаза она тоже умела делать.

— Можно мне вот эту? — указала на рыжеволосую красавицу в ярко-зеленом платье.

— Если и писать, то только Луизе.

Не сразу поняла, что сказала это вслух.

— Луизе не стоит.

— Почему это? — я с удивлением посмотрела на мужа.

— Потому что ты поставишь ее в крайне неловкое положение. Выбирать сторону между любимым мужем и лучшей подругой — не самое приятное занятие.

Анри расплатился, и счастливая Софи спустя несколько минут осторожно прижала к себе сверток в хрустящей, приятно пахнущей бумаге. Она больше не бежала, осторожно шла в сторонке от основной толкотни, а наша корзинка постепенно наполнялась. Я подумала о том, что могла бы привезти Винсенту бутылку игристого вина, Луизе — интересный гребень с яркими самоцветами, матушке и Лави — шелковые платки.