Только теперь я вспомнил про трёх всадников на спине огромного зверя и вскочил на ноги, чтобы получше их разглядеть. Они были так плотно замотаны в одеяла и шарфы, что я не видел ни малейших признаков йети.

Папа выбрался из снега на каменную стойку и отчаянно махал им. Из-за завываний ветра я не слышал, что он кричит.

Моё сердце яростно билось в груди. Самый высокий из наездников, сидевший сзади, вынул из складок накидки стеклянный сосуд размером с банку фасоли и открыл крышку.

Ветер мгновенно стих, и буря втянулась в маленький сосуд, как воздушная воронка. Оглушительный рёв сменился звенящей тишиной, и тысячи снежинок, носившихся по вестибюлю, внезапно замерли в воздухе, а потом плавно опустились на пол.

– Ага, так-то лучше. – Самый большой йети закрыл сосуд с едва слышным ЗВЯК!

– Что происходит? – жалобно спросила мама у папы. Но он уже спрыгнул со стойки и оббежал арктического сохача.

– Орфис, старина!

– Орфис? – выдохнула мама.

Всадник, сидевший посередине, сдёрнул шарф с большой головы и открыл мохнатую морду, которую разделяла чуть ли не пополам широченная улыбка.

– ДА, ЭТО Я! – расхохотался йети. – Выключите отопление, здесь парилка!

8. Познакомься с Квинзи

Три всадника мигом спрыгнули с сохача и принялись распаковываться, как подарки на Новотролль.

Я так давно не видел Орфиса, что едва узнал его. Коричневая шерсть начала седеть на подбородке и стала намного длиннее и косматее.

– О-о-о! После четырёх тысяч пятисот миль на сохаче все мягкие места болят! – Йети со смехом подбежал к папе и сгрёб его в крепкие мохнатые объятия. – Барджес, мой безволосый друг!

– ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ! – изумлённо раскрыла рот мама, словно по ней только что пробежало целое стадо сохачей. – Это правда ты? – Она стёрла снег с лица. – Мы не знали, что ты приедешь!

Папа хитро подмигнул мне.

– Добрались! – воскликнула самая высокая йети, в голосе которой рычания было гораздо больше, чем у Орфиса. Она стянула шарф с морды и мило улыбнулась.

Это была жена Орфиса Унга.

Женщины-йети гораздо больше и сильнее, чем мужчины. Я прочитал об этом в той же книге, в которой видел арктического сохача. Шерсть Унги была светлее, чем у Орфиса, и отливала бирюзовым и серебряным цветом. Бо́льшая часть волос на голове были заплетены в косички с нанизанными на них зелёными бусинами.

– Рани! – воскликнула Унга со смехом и раскинула огромные руки. – Иди сюда и обними меня!

– Раздолбай мне башку! – воскликнул Орфис, поставив папу на землю и обратив внимание на меня. – Не может быть! Это что, Фрэнки?

– Ага! – ответил я, не в силах перестать улыбаться, как хурьхорёк.

– Пялилкам своим не верю! – продолжил Орфис. – Вот радость для солёных глаз! Глянь, Унга! Глянь, какой Фрэнки взрословатый!

Не выпуская маму из крепких объятий, Унга посмотрела на меня и практически закричала:

– Ох, ёженки-твороженки! Когда я тебя в последний раз видела, Фрэнки, ты был малюсечнее сучочка!

– А где малышка Зингри? – спросил папа, подпрыгивая на месте, как перевозбуждённый щенок.

– Теперь она не такая уж малышка, Барджес, – сказал Орфис. Он подтянул к нам самую маленькую йети. – Сюда, милонька.

На голове маленькой йети всё ещё было покрывало с прорезями для глаз, но Унга быстро его сдёрнула.