– Что ты видишь? – прошептала мне на ухо Зингри.

Всё под главной лестницей было окутано тьмой. И только несколько полосок лунного света лились из окна.

– Эм… – Я всмотрелся в темноту тролльим зрением, но не заметил ничего необычного. Дом-фургон Малуни был по-прежнему туго обмотан крепкой паутиной Нэнси, а на нём мирно спали курицы. Я видел бледное сияние свеч в окнах фургона и слышал бормотание Плакуньи. Она всё ещё была там…

– Она не сбежала, – прошептал я Зингри. – Малуни заперта в своём доме.

– Тогда кого мы только что видели? – спросила Зингри и тоже прижалась к щели.

– Не знаю, – прошептал я, сильнее вглядываясь в темноту между сугробами и ползучими колючками. – Может, обои ошиблись?

Внезапно что-то стремительно промчалось в воздухе, пересекло полосы лунного света и приземлилось на каменной стойке, громко каркнув и отряхнув снег с крыльев. Это была сорока гнома-кочевника.

Сначала я хотел окликнуть её, спросить, не видела ли она что-нибудь подозрительное, но тут она повернула голову к самой густой тени и прохрипела:

– Безопасно! Никого нет!

В тот же момент маленький фонарь, который я видел через замёрзшее стекло, снова ожил и засветился, и гном-кочевник вышел из укрытия под лестницей.

– Давай-ка с этим покончим, – проворчала сорока, щёлкая когтями по покрытой инеем стойке регистрации.

Сердце у меня забилось в сто раз быстрее. Что происходит?

– Терпение, Джиндабим! – сказал голос, которого я никогда раньше не слышал. Он раздавался из-под глиняной маски гнома-кочевника. – Всё нужно сделать как следует.

Я почувствовал, как Зингри от удивления схватила меня за плечо. Гномы-кочевники не умеют говорить. Все это знают. Именно поэтому они держат при себе животное-фамильяра, которое говорит за них. Это был вовсе не гном-кочевник!

– Давай их всех пр-р-роучим, – каркнула сорока.

– Уже недолго осталось, Джин, – засмеялся не-гном-кочевник. Он поднял фонарь, и я заметил, как в отверстии в его маске сверкнул зелёный глаз. – Скоро мы отомстим.

С этими словами он стянул с себя глиняную маску.

– Не могу дождаться! – захохотала сорока.

Незнакомец вышел из тени, и я увидел бледное лицо с повязкой на правом глазу. У него были тёмные волосы. Он поднял голову и ухмыльнулся птице. Это был мальчик!

Я ахнул, втянув морозный воздух, и мне пришлось зажать рукой рот и нос, чтобы не выдать себя кашлем.

– Это человек! – прошептал я Зингри.

– О какой мести он говорит? – спросила она. – Что происходит, Фрэнки?

Я приоткрыл дверь чуть шире. Бледнолицый мальчик посмотрел вверх, на портрет над стойкой, и злобно засмеялся.

– Вот и ты, тупомозглый старик! – глумливо сказал он, глядя на прапрапрадедушку Абрахама. – Уверен, ты не ожидал снова меня увидеть.

– Какая жалость, что он откинул копыта, – с отвратительным карканьем сказала Джиндабим. – Я бы выклевала эти глаза, если бы он всё ещё ковылял по свету.

Мальчик захихикал над словами сороки. Откуда они знали прапрапрадедушку Абрахама?

– Пора, Джиндабим, – сказал мальчик. – Давай сюда гоблина.

Я ничего не понимал. Гоблин? Какой гоблин?

Сорока захлопала крыльями и взмыла вдоль спиральной лестницы. Если я правильно помнил, мама поселила гнома-кочевника в один из небольших номеров на втором этаже.

– Ка-а-ар! – прокричала птица, летя по коридору.