Изменить размер шрифта - +
И я подумала: если он расскажет, моя жизнь изменится. Это меня устраивало. Просто жить не могу без потрясений. Мне скучно.

— Но это всего лишь догадки. — Паскью рассуждал, как адвокат.

Ему требовались более веские доказательства.

Сюзан покачала головой.

— Раньше были догадки. А теперь — нет.

Паскью вопросительно взглянул на нее.

— Однажды, во время отдыха на морском побережье в Греции, — начала рассказывать Сюзан, — нам повстречался один фокусник: иллюзионные номера, магия, жонглирование... Люку словно дух святой явился — теперь его мысли только этим и были заняты. — Она грустно улыбнулась. — Одержимость у него в характере. Я тоже была его страстью. А это налагает большую ответственность. — Улыбка исчезла с ее лица. — Потом выяснилось, что этот фокусник — профессионал и весьма популярен. Где только он не выступал со своими эстрадными шоу! Звали его Луис Мэддокс, но на сцене он был известен как Орсо. Люк не пропускал ни единого выступления. Подружился с ним. И в конце концов стал брать у него уроки. Он добился больших успехов, и как-то вечером они выступили в паре. Мэддокс забрался в сундук, связанный по рукам и ногам, а вылез оттуда Люк. Он закончил представление, выдавая себя за Мэддокса, и никто этого не заметил.

Теперь она ответила на другой вопрос Паскью:

— Да, это Люк. Не знаю только, зачем все это ему нужно...

 

* * *

Они дошли до дюн, и Карла примостилась там, где обычно сидел Том Кэри.

— Теперь, — продолжала она, — когда у меня есть ты, все эти старые фотографии утратили для меня всякий смысл. Она повернула к нему свое бледное, бесхитростное лицо — так цветок тянется к солнечному цвету. Карла приподняла край юбки, закинув его к талии, улыбнулась и быстрым движением потрогала себя между ног.

— Давай? — предложила она.

 

— В самом деле? — спросил Паскью.

— Мой муж умирает от рака и убежден, что я и мой любовник ждем не дождемся его смерти, поэтому составил завещание, по которому лишает меня права наследования. Но самое забавное во всей этой истории то, что у меня нет никакого любовника.

Теперь Паскью догадался: голос, услышанный им по телефону, принадлежал не старику, а ослабевшему от болезни человеку.

— Я ведь всегда любила Люка... — сказала Сюзан. — Не знаю, что между нами произошло. Он без конца накачивал себя ЛСД, репетировал день и ночь — фокусы, иллюзионные номера. Стал скрытным и постепенно отдалялся от меня. Несколько раз он встречался с Валласом Эллвудом, но не знаю зачем.

Она встала, Паскью тоже, с особым тщанием следуя этикету. Слабость одолевала его, словно он уже не первый месяц страдал бессонницей.

Он спросил:

— Теперь, когда ты знаешь, что это Люк, что это он послал тебе письмо, что ты собираешься делать? — Еще не договорив до конца, он понял, что все это нисколько не занимает сейчас Сюзан.

— Вернусь домой, к мужу, — ответила она, — Ему страшно одному умирать.

 

— Ты самый лучший... Всегда будешь лучшим... — Голос ее звучал глухо, едва слышно. Она закинула ноги ему на плечи и смотрела на него через освещенную солнцем ткань, не видя его лица, представляя его себе безымянным воплощением блаженства.

 

* * *

Сюзан уже взялась за ручку двери, когда Паскью спросил:

— А Эллвуд? Что ты можешь сказать о нем?

Он уже не надеялся на ответ, когда Сюзан пожала плечами, попыталась рассмеяться, но не нашла в себе сил. От этого у Паскью по спине пробежал холодок.

Сюзан сказала:

— Я не знаю личности более зловещей, чем Валлас Эллвуд.

Быстрый переход