Арендатор эксклюзивного прибора вальяжной походкой шел за травматологом, поигрывая ключами от машины. Аркаша остановился позади «лексуса» и, изнывая от непосильной тяжести и нехороших предчувствий, добрых пять минут ждал, пока Пуп расчистит место в багажнике. Со всей возможной деликатностью уложив чуткий прибор на ящик водки и обложив монитор сумками с закуской, доктор Орлов утер тыльной стороной ладони пот со лба и принял из рук благодетеля десять стодолларовых купюр. В неверном свете фонаря пересчитал банкноты и положил в карман белого халата.

Авторитетный человек задумчиво посмотрел на хирурга, что-то припоминая, и, радостно усмехнувшись, проворно вытряхнул Аркадия из халата, приговаривая: «Халатик-то мне тоже понадобится... Какой же я, на хрен, врач без халата...» И не успел потрясенный травматолог даже пикнуть, как находчивый Семен скомкал одежку врача, кинул поверх израильского прибора, хлопнул багажником, запрыгнул в кабину, завел мотор, дал по газам и был таков.

Остаток ночи, хмуро обрабатывая раны и накладывая гипсы страждущим, доктор Орлов размышлял: как Сенька вернет халат – с деньгами или без? Но ни в шесть утра, как договаривались, ни в семь часов, ни в восемь, когда у Аркадия заканчивалось дежурство, уважаемый человек Семен по прозвищу Пуп так и не появился в поликлинике у двери травматологического пункта.

Кое-как сдав смену своему коллеге Юрию Петровичу, Аркаша опрометью кинулся домой. Оставалась последняя надежда, что блатной авторитет, опасаясь засветиться и действуя в целях конспирации, притащил израильский агрегат к доктору домой.

Итак, потный и взъерошенный Аркадий ворвался в квартиру и с порога закричал:

– Вениамин Палыч, меня никто не спрашивал?

Дядя Веня проигнорировал вопрос, ибо, насколько я знала, только сейчас, покончив с покраской новой смены легкоатлетов, лег спать. Собиралась прилечь и я. Бессонная ночь наложила на лицо мое мертвенную богемную бледность и декадентские тени вокруг глаз. Сами понимаете, в таком подозрительном виде появляться на работе было более чем рискованно. Фира Самойловна, заведующая библиотекой в нашей академии, дама хоть и душевная, но с фантазиями. Как увидит меня, всю из себя такую загадочную, тут же решит, что я заделалась кокаинисткой. И чтобы пресечь ненужные расспросы, я позвонила в библиотеку, где числюсь на должности библиотекаря, и, зажав нос платком, как слоненок из мультипликационной саги про мартышку, удава и тридцать восемь попугаев, прогундосила:

– Зддавствуйте, Фида Самойловна, это я, Саша Абдикосова...

– Ой, Сашенька, – обрадовалась добрая женщина. И тут же испуганным голосом спросила: – Ты что, заболела, что ли? Ковалевский с кафедры социологии сказал, что тебя вчера ночью выгнали из общежития, это правда?

– Пдавда, – печально протрассировала я в ответ.

– И что же, ты ночевала на улице и простудилась? – продолжала сострадать и изумляться моя начальница.

– Угу, пдямо асклеилась вся, – подлила я масла в огонь ее милосердия.

– Бедная девочка! – почти плакала в трубку Фира Самойловна. – Где же ты сейчас находишься?

– У ддузей, – подбавив в голос трагизма, всхлипнула я.

– Бедняжка, – прослезилась заведующая. – Если тебе совсем некуда будет пойти, можешь спать у нас в библиотеке, в чуланчике со швабрами, там, знаешь, за книгохранилищем. Мы настелем тебе на пол старых журналов, а за подушку, одеяло и постельное белье можешь не волноваться, я принесу тебе свои. А сейчас лечись изо всех сил, и через три дня я жду тебя, полную сил и энергии, на рабочем месте.

Ну что тут скажешь, не начальница, а золото! Фира Самойловна всегда относилась к нам, рядовым работникам библиотеки, как к родным детям. Накормит в обед принесенными из дома пирожками, чуть у кого какое недомогание – напоит чаем с малиновым вареньем и, если очень надо, непременно отпустит с работы по делам.