— Вперёд!

Петерс выскочил первым.

— Вторая рота, за мной, в атаку!

— Ур-ра-а! — грянула вторая рота, выносясь из соснового бора.

С лязгом и скрежетом распахивались стальные дверцы броневагонов, навстречу белым бросались здоровенные матросы в кожаных куртках, штанах и будёновках, с красными звёздами на рукавах и с жестяными шевронами «Поезд Предреввоенсовета».

«Ревматам» хватило ума понять, что под дулами пушек не отсидишься, сдохнешь скорее. И пусть они окажутся без защиты брони, будет надежда прорваться и уйти.

От души паля из маузеров, часто с обеих рук, матросы яростно атаковали белых, нарываясь на короткие и длинные очереди из ППТ.

Положив парочку «кожаных», Авинов ворвался в броневагон, постреливая в тёмные углы «для профилактики».

Выстрелы отдавались гулом, металлические стены усиливали звук, почти оглушая.

Приоткрылась дверь одного из купе, мелькнул ствол.

— Ложись! — крикнул Исаев.

Кирилл, не думая, бросился на пол, краем глаза улавливая бросок гранаты.

Металлическая дверь захлопнулась, уже пропустив «подарок». Короткий грохот, удар — и в щели пополз едкий дым.

Вскочив, Авинов бросился по коридору, освещённому тусклыми лампами под клёпаными бронелистами потолка.

Дроздовцы бежали следом с гулким топотом, отворяя двери, стреляя сразу или сперва угощая матросов прикладами.

Обернувшись, Кирилл узнал Сороку, Букеева и прочих из четвёртой роты. Ну от этих милости не дождёшься. Лютый народ.

С разбегу Авинов ввалился в салон-вагон, поражавший блеском и роскошью — диваны, кресла, зеркала, хрусталь, позолота, картины…

Кирилл увидел спину убегавшего в чёрной кожаной шинели и крикнул:

— Стой! Стрелять буду!

Убегавший тотчас же развернулся, оборачивая к Авинову жёлтое лицо с ощеренным ртом. Усы, бородка, пенсне… И маузер.

Кирилл хотел было метнуться в сторону, уходя с линии огня, но сзади подбегал Сорока, тогда пуля достанется ему…

Финский нож, с силою брошенный Исаевым, просадил руку Троцкого, вскидывавшего пистолет.

— Ай! — И маузер падает на роскошный ковёр, истоптанный сапогами.

— Этого — живьём! — твёрдо сказал Авинов, удерживая рванувшегося подпрапорщика.

Елизар Кузьмич и здесь оказался первым. Вот только здесь стоял, а уже гнёт предреввоенсовета, сгибает его в три погибели, вяжет, пакует…

Кирилл нагнулся, подбирая маузер Троцкого с рукояткой, инкрустированной орденом «Красное Знамя». Сувенир будет…

— Сердар!

— Саид, держи эту сволочь и береги, как невесту друга!

— Так это же Троцкий!

— Потому и береги. Он нам расскажет мно-ого интересного. Правда, Лев Давидович?

— Нен-навижу, — просипел наркомвоен, тараща глаза, налитые кровью. — Ну почему, почему я не приказал тебя расстрелять, Авинов?!

— Да я и сам еле сдерживаюсь, — чистосердечно признался Кирилл. — Так и тянет повесить тебя, паскуду, на ближайшем суку!

В это время в салон заглянул Котов.

Не замечая Троцкого, обессиленно севшего на кожаный диван, он отдал честь и доложил:

— Ваше высокоблагородие, поезд наш!

— Отлично! Мы его не слишком раскурочили?

— Да не-е… Капитан Рипке говорит, что починит за неделю. Всё на ходу, а пробоины латками заварить можно. Пути уже починяют… — Тут Степан разглядел бывшего хозяина бронепоезда. — Ух ты! Сам?!

— А то! — хмыкнул Исаев.

— И ты, Брут! — криво усмехнулся Троцкий, с ненавистью глядя на Котова.