На месте Халка, не дожидаясь, пока сработавшая вхолостую нога коснется пола, я бы просто сделал шаг
вперед и нанес один удар. Хотя в его случае возможны варианты — некоторым нравится смотреть, как их противники умирают долго и мучительно…
Но есть место на земле, где чудеса случаются чаще, чем где бы то ни было. И люди им почти не удивляются, так как тем чудесам есть простое и
понятное объяснение — «это ж Зона».
Пояс Халка вдруг озарился неземным бледно-синим светом. Следом за ним сияние цвета предрассветного неба мгновенно разлилось по всему телу
охотника за головами. И вдруг нож в его руке сверкнул, словно только что народившаяся звезда, ярко, нестерпимо, так, что я на мгновение ослеп, —
лишь клинок «Бритвы» отпечатался сверкающей полосой на черном фоне переоблученной сетчатки.
Первой мыслью было, что охотник за головами применил какой-то фокус, и сейчас у меня в животе торчат полтора дециметра неизвестного науке
металла, откованного в форме острейшего в мире ножа. Боли от удара ножом человек обычно не чувствует, и потому я даже не пытался уйти от второго
гипотетического удара — если Халк уже пропорол мне брюхо, дергаться бессмысленно. Уж лучше пусть добивает.
Но ударов не было. А потом я осознал, что в шалмане, эхом отражаясь от стен, стоит многоголосый мат, из которого я понял, что временная слепота
поразила не одного меня, а и всех присутствующих тоже.
Но постепенно зрение возвращалось — и ко мне, и к остальным пострадавшим. И по мере его возвращения затихали человеческие голоса, уступая место
могильной тишине.
Наконец и я проморгался. И, утерев рукавом невольные слезы, смог рассмотреть расплывчатую фигуру Халка, застывшего на одном месте в странной,
неестественной позе. Непонятно, что это он делает? Нож, что ли, мне протягивает?
Наконец я смог сфокусировать зрение… и вдруг понял, почему молчали вокруг бандиты, неоднократно битые жизнью, ножами и пулями.
Передо мной стояла полностью высушенная мумия. Наверно, так и должен выглядеть человек, из тела которого мгновенно исчезла вся вода, —
растрескавшаяся пергаментная кожа на лице, ровно вдвое потерявшее в объемах тело под одеждой, которая свешивалась с охотника за головами, словно
рубище с пугала. И протянутая ко мне высохшая рука с обрывком вяленой мышцы, свисавшей с ладони, на которой лежала моя «Бритва» — обычная, не
сверкающая, такая же, как всегда… Видимо, в последний момент Халк осознал, что с ним происходит, и попытался вернуть мне мое имущество. Но не успел…
Но самое страшное были его глаза. Живые, смотрящие на меня с немой мольбой.
«„Бритву“ можно продать, — зазвучали у меня в голове слова покойного Копии. — Или подарить. Или, в крайнем случае, снять со случайно найденного
тела, убитого не тобой. Тогда от нее новому хозяину будет одно сплошное уважение и подспорье. А вот отнять никак нельзя. Потому как отомстит».
Клянусь, если бы я знал, что месть будет такой страшной, я б предупредил Халка. Хотя, наверно, вряд ли бы он меня послушал.
Я протянул руку и взял свой нож с высохшей ладони. Может быть, я был недостаточно осторожен — от кисти руки отвалился мизинец, упал на пол и
рассыпался в пыль.
В Средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом. В наше время милосердный человек, у которого есть нож,
дарит поверженному врагу то же самое. |