Хрустальная люстра была похожа на маленький водопад, за стеклом серванта что-то сверкало и переливалось, огромная стереосистема в углу надрывалась так, что высокие черные колонки подрагивали. Зеленый велюровый диван манил к себе, словно мягкий мох в сосновом бору. А наступить пыльными потрепанными ботинками на ковер с удивительным длинным ворсом казалось настоящим святотатством.

За длинным столом, уставленным бутылками, тарелками и бокалами, сидело человек пятнадцать. Никого из них он не знал, но сразу же почувствовал себя неотесанной деревенщиной, непонятно как попавшей на бал к генерал-губернатору. И девушки, и молодые люди были одеты модно и дорого, держали себя уверенно и с легким налетом развязности, той самой, которая дается лишь принадлежностью к элите. Они смотрели на него, как на экзотическое насекомое: с любопытством, но настороженно и чуть брезгливо.

На Ольге был нежно-сиреневый брючный костюм из какой-то блестящей ткани, целый каскад золотых цепочек с подвесками мерцал в низко вырезанном декольте, узкий пояс, украшенный разноцветными камешками, обхватывал талию и спускался широкой петлей на левое бедро.

- Проходи, Олежек, садись! – она махнула рукой на дальний край стола. – Настя, принеси еще прибор.

Рядом с Ольгой сидел, по-хозяйски положив руку на спинку ее стула, широкоплечий темноволосый парень в зеленой рубашке-поло. Вряд ли его можно было назвать ослепительным красавцем, но было в нем что-то такое, магически притягательное. Наверняка парень этот нравился девушкам и вовсю этим пользовался.

Именно в тот момент он впервые почувствовал, как голову заливает огненной волной. Но принял тогда ее за обычную ревность.

Уже садясь на стул, он вспомнил о трех гвоздичках-замухрышках, которые от долгого пребывания в его потном кулаке совсем превратились в тряпочки. Это был его единственный подарок, ни на что другое денег просто не было. Задыхаясь от чувства униженности, он неловко подошел к Ольге, пробормотал какие-то поздравления и протянул ей цветы. Все смотрели на него, и он мог поклясться, что они с трудом сдерживают усмешку.

- Спасибо, Олежек, - кивнула Ольга и небрежно поставила его гвоздики в ближайшую вазу, где уже красовались три огромные снежно-белые розы.

Он хотел сказать, что гвоздики нельзя ставить вместе с розами, завянут и те, и другие, но промолчал. Наверняка розы подарил ей этот парень. Ну и пусть тогда гвоздики погибнут. Зато убьют подарок этого лощеного выскочки.

Настя поставила перед ним тарелку, бокал, положила нож и вилку, села напротив.

- Угощайтесь, - шепнула она и пододвинула поближе блюда с закусками.

Чего только не было на этом столе – глаза разбегались. Всевозможные салаты, копченая колбаса, ветчина, красная и черная икра, заливное, нежно-розовая семга, крохотные, на один укус, пирожки… А еще – батареи самых разнообразных бутылок с яркими этикетками. Настя положила что-то ему на тарелку, но кусок не лез в горло. Ольгины гости посматривали на него мельком, вскользь и отворачивались. Наверно, гадают, со злостью подумал он, знает ли этот оборванец, в какой руке держат нож и вилку.

Настя сидела на краешке стула, готовая в любой момент сорваться с места, что-то унести, что-то принести, поменять, подать. И хотя она так и светилась радостью, но ему вдруг показалась Золушкой, которой мачехины дочки разрешили почему-то посидеть с гостями. Наверно, чтобы под рукой была, чтобы не звать лишний раз из кухни.

А может, и правда неродная сестра, подумал он. Хотя Настя была очень похожа на Ольгу.

После горячего стол отодвинули, свет выключили – начались танцы. Он сидел на диване и гладил велюровую - «моховую»! – обивку. На него по-прежнему никто не обращал внимания. Ольга не сочла нужным представить его гостям или познакомить с кем-нибудь.