- Хорошо, - сказала мама. – Расскажу.

Я прислушался к себе. Нет, все правильно. Мама и папа. Как бы там ни было. И всегда так и будет.

- Только, наверно, придется издалека начать. Чтобы все понятно было.

- Тебе не трудно так много говорить? – забеспокоился я, глядя, как тяжело она дышит.

- Ничего, Мартин. Кстати, ты знаешь, на самом-то деле ты не Мартин, а Марк. Так тебя сначала зарегистрировали.

Я вспомнил Булыгу и только головой покачал. Что тут было говорить?

- Насте почему-то это имя очень нравилось. А я его терпеть не могла. Со мной в классе один Марк учился. И его все звали Мариком. Марик – ужас какой-то! А мама, то есть твоя бабушка, знала, что Настя это имя любила. Вот и назвала тебя так. Уже потом, когда мы с папой тебя усыновляли, решили имя поменять. Но так, чтобы было похоже. Чтобы тебе было легче привыкать. А папиного дядю, которого он очень любил, как раз звали Мартином.

- Скажи, я жил с бабушкой? Я недавно вспомнил какой-то дом, наверно, за городом. Грозу. И как в углу стоял. И кто-то меня ругал. Это была бабушка?

- Нет. С бабушкой ты жил только первые полгода. И три последних месяца, когда я уже вернулась. Понимаешь, твой дедушка всех этих потрясений не выдержал. Он был полный, давлением мучился. Ну и… Кровоизлияние в мозг.

- Как у бабушки. Опять…

- Что? – не поняла мама. – Что опять?

- Нет, ничего. Не обращай внимания.

- Бабушка после всего этого тоже слегла и очень долго болела. А тебя забрала ее сестра, Клавдия. Она жила в Осельках, под Питером. Не знаю даже, как она согласилась тебя взять. Правда, бабушка ей давала деньги. У Клавдии было три мужа и с десяток абортов. Потому что детей она терпеть не могла. А всем говорила, что родить не может, не получается, выкидыш за выкидышем. Мама мне писала, что она с тобой очень плохо обращалась. Кричала без конца, наказывала. Совсем маленького. Даже била. И я тогда решила, что обязательно заберу тебя, когда выйду. Папу ко мне не пускали, мы же не были женаты, но я ему написала, что хочу тебя взять. Он ответил, что тоже об этом думал. Что мы поженимся и усыновим тебя. И увезем в Прагу.

- Понятно. Не поверишь, но я вспомнил, что очень боялся какую-то женщину. Думал, что это бабушка. И все ждал маму.

- Да, я знаю. Бабушка тебя навещала, когда могла, привозила одежду, игрушки, сладости всякие. И говорила тебе, что совсем скоро приедет мама и заберет тебя. Я ведь ей написала, что хочу тебя усыновить. Я ведь знала, что виновата во всем. А потом уже просто жалела тебя. К тому же знала, что своих детей у меня никогда не будет. А Клавдия… Она специально тебе говорила, что никакой мамы у тебя нет, что никто за тобой не приедет. Я ее никогда не любила, а как узнала, так вообще возненавидела.

- Мам, а теперь расскажи, в чем была твоя вина. Не бойся ничего. Что бы там ни было, я… все равно буду тебя любить. Всегда. И вы с папой всегда будете моими настоящими родителями.

Сказав это, я испугался, что маме может послышаться в моем голосе фальшь, но… Фальши не было. Я прислушался к себе и понял, что не обманул ее.

- У нас с Настей было четыре года разницы. Неприятно такое говорить, но я была ребенком нежеланным и не очень-то любимым. Конечно, напрямую мне никто ничего не говорил, но все равно до меня доходили какие-то семейные сплетни, что мама была смертельно влюблена в Валю Булыгу. Ты, наверно, уже знаешь, он ей приходился каким-то дальним родственником и был намного ее старше. Когда он женился, она, что называется, пошла в разнос. И в конце концов от кого-то забеременела. Может, от папы – то есть от дедушки, может, и нет. Кажется, она и сама не знала. Как бы там ни было, они поженились, без особой любви, как говорится, по производственной необходимости. Ну а потом, похоже, друг к другу притерлись, притерпелись. И решили еще ребенка родить.