|
Это закон на все случаи жизни, он существует не только для кинезиологов. В нашей с тобой ситуации его надо понимать так, что я не должен с тобой работать, если ты не ощущаешь потребности в моей помощи и не просишь о ней. – А если я попрошу? – Тогда другое дело. – Ну, считай, что я попросила. – Настя, Настя, – Дюжин рассмеялся и потрепал ее по плечу, – не лукавь. Я не буду показывать тебе фокусы. Если ты искренне считаешь, что у тебя нет внутренних психологических проблем, которые мешают тебе жить, то не надо меня обманывать. – Но, может быть, они есть, а я про них не знаю. Ты можешь их обнаружить при помощи кинезиологии? – Могу, – кивнул Павел. – Но не стану. Ты не нуждаешься в помощи, ты просто пытаешься меня заставить достать кролика из шляпы. А кстати, проблема у тебя есть, и, может быть, даже не одна. – Да? – удивилась Настя. – Откуда ты взял? – Оттуда, что у тебя нога не перестает болеть, хотя по всем медицинским критериям она должна уже быть в гораздо лучшем состоянии. – А нога-то тут при чем? – Если болит левая нога, это может означать, что ты идешь не по тому пути в своих отношениях с каким-то мужчиной. Или ты умом понимаешь, по какому пути нужно идти, но отчего-то не делаешь этого. В любом случае проблемы с ногами – это проблемы выбора пути, а левая сторона – отражение проблем с мужчинами. Вот и думай. – Это что, тоже кинезиология? – Нет, это другая практика. – Дюжин посмотрел на часы. – Извини, Настюха, мне пора. Я ответил на твои вопросы? – Ну так… – промямлила она, – отчасти. Я почти все поняла, но почти ничему не поверила. – Так тебе для раскрытия преступления верить и не нужно, тебе нужно понимать, чем занималась твоя потерпевшая. Значит, в пятницу в десять утра я сюда приеду и отвезу тебя на дачу. Договорились? – Спасибо, Паша, – уныло ответила Настя, изо всех сил выдавливая из себя благодарную улыбку. * * * – Николай Александрович, можно? – В приоткрытую дверь осторожно просунулась голова одного из оперативников, работавших по убийству Галины Васильевны Аничковой. Селуянов оторвался от бумаг, которые нужно было составлять ежемесячно и почему-то с каждым месяцем во все возрастающем количестве. – Заходи. Что у тебя? – Мы тут смотрели эти… ну, бумаги… – Какие конкретно? – Ну эти… которые у Аничковой из квартиры изъяли… Пауза. Селуянов терпеливо ждал. Парнишка был в общем-то толковый, но вот с речью прямо беда. Выдавливает слова в час по чайной ложке, да и те не всегда внятные. Поначалу Коля злился, поторапливал молодого опера, прикрикивал, критиковал, потом смирился и научился терпеть. Став руководителем, он начал несколько иначе смотреть на жизнь. Если не сработаешься с подчиненным, он уйдет, а кто работать будет? За раскрытие преступлений-то с него спрашивают, с зама по оперработе, а он с кого станет спрашивать, если все разбегутся? – Так. И что в бумагах? Что-то не так? – Там… это… листка не хватает… вырван… – Откуда вырван? Из ежедневника? – Селуянов изо всех сил помогал косноязычному парню. – Ну да, я и говорю. Вообще-то, ничего подобного про ежедневник он пока не сказал, но зато сумел произнести связную фразу, уже хорошо. – За какое число листка не хватает? – Вот… я, это… принес показать. |
