Всем этим милым хламом была заполнена ее огромная комната, где при желании можно было провести бал на пятьдесят персон.
— Интересно, — произнес я, медленно двигаясь по скрипучему паркетному полу, словно по залу музея, — сколько здесь побывало мужчин до меня?
— Сколько побывало — не помню. Но один и сейчас живет. — И она взяла с плоского системного блока компьютера непомерно толстого серого кота, который млел без признаков жизни и напоминал воротник от шубы. — Вот, знакомься, его зовут Варфоломей.
Кот лениво ударил меня мягкой лапой по уху, но я не стал с ним конфликтовать. Я смотрел на небольшую картину в темно-коричневой рамке, написанную маслом. Девушка зачесывала пышные пепельные волосы, слегка приподняв подбородок вверх, словно подставляла лицо солнечным лучам.
— Это она? — спросил я.
— Да, она. Подойди ближе, на раме внизу есть подпись: «Портрет Т. Васильевой».
— А где письмо, которое она якобы прислала в Кемерово из Москвы?
— Все здесь. В том числе и визитка художника… Сейчас покажу.
Она сняла с книжной полки томик словаря Даля, раскрыла его и протянула мне белый картонный квадратик.
— «Виртуозов Григорий Робертович, художник-авангардист», — прочел я. — Телефоны, адрес… Очень хорошо.
Анна заметила, что я погрустнел.
— Не знаю, насколько талантлив этот Виртуозов, — добавил я, — но мне кажется, что характер Васильевой он передал точно… Глупая мечтательница с чистой душой и порочным телом. Любовь для нее была единственным источником света, к которому она шла без оглядки всю свою короткую жизнь. А хитрые и умные дяди использовали ее в своих корыстных целях, а потом в довершение всего еще и убили…
— Не надо! — вдруг прервала меня Анна каким-то странным голосом.
Я повернулся к ней. Анна смотрела как будто сквозь меня. Глаза ее были широко раскрыты, руки нервно теребили белый подбородок Варфоломея. Я почувствовал, что Анну неудержимо тянет ко мне, и принял ее вместе с котом в свои объятия.
— Что с тобой?! — испугавшись, спросил я. Ее плечи дрожали. Она прижималась ко мне с такой силой, словно хотела пройти сквозь запертую дверь.
— Мне показалось… мне показалось, что ты говоришь не о Васильевой.
— А о ком же?
— Обо мне.
* * *Нефедов, когда я напрашивался на встречу с ним, обычно принимал меня в своем кабинете, а в худшем случае — где-нибудь на улице, в районе Лубянки. На этот раз, когда я позвонил ему на службу, он поинтересовался, откуда я звоню, уточнил адрес и пообещал заехать в течение дня.
Он появился на пороге квартиры в седьмом часу вечера с букетом белых гвоздик для Анны и литровой бутылкой «Абсолюта». Выглядел Валера, как всегда, прекрасно: безукоризненно причесан, гладко выбрит, в дорогом темно-синем костюме. Правда, заметно поправился. В сравнении со мной он выглядел как ходячий двустворчатый шкаф.
Пока Анна накрывала «поляну», Валера, как это я делал несколькими часами раньше, прохаживался по комнате, рассматривая экспонаты. У портрета Васильевой он задержался несколько дольше, чем у других картин, но ни о чем не спросил. И все-таки мне показалось, что ее лицо ему знакомо.
Мы сели за стол. Валера предложил тост за братство всех ветеранов афганской войны, с явным удовольствием выпил и принялся за салат из помидоров. |