Изменить размер шрифта - +
У портрета Васильевой он задержался несколько дольше, чем у других картин, но ни о чем не спросил. И все-таки мне показалось, что ее лицо ему знакомо.

 

Мы сели за стол. Валера предложил тост за братство всех ветеранов афганской войны, с явным удовольствием выпил и принялся за салат из помидоров. Пока я думал над тем, как перейти к главному разговору, Валера налил по второй и предложил тост за прекрасных дам. Мы выпили стоя.

 

— Валера, мы с Анной хотим серьезно с тобой поговорить, — начал было я.

 

Но Нефедов, энергично жуя, помахал пальцем и налил по третьей.

 

— Не греши, братан! Третий тост! Третий тост — традиционный, за погибших в Афгане ребят. Его мы тоже выпили стоя. Анна совсем некстати подложила в тарелку Валеры кальмаров с майонезом, и он еще активнее стал работать вилкой. Я снова раскрыл рот, чтобы начать рассказ о преступлении Милосердовой, но Валера, наливая в очередной раз, стал вспоминать наших сослуживцев.

 

Я понял, что он просто избегает какого-либо разговора о мафии. Меня это задело. Получалось так, что Валера затыкал мне рот, игнорировал мои чувства и мою сумасшедшую работу, проделанную за три последние недели.

 

— Вздрогнем! — сказал Валера, поднимая рюмку. — За нашу дружбу!

 

Я демонстративно скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула.

 

— Ты чего? — удивился Валера. — За дружбу отказываешься пить?

 

— Я не буду пить, пока ты не выслушаешь меня.

 

Валера протяжно, со стоном, вздохнул, опустил рюмку и посмотрел на Анну.

 

— Ты посмотри, до чего нормальный мужик докатился! Настолько бредит мафией, что даже пить отказывается… Ну что с ним делать, Аннушка?

 

— Выслушать.

 

— И ты о том же!

 

Я не узнавал Валеру. Казалось, что ему все надоело — служба в органах ФСБ, разговоры о мафии, о преступлениях, чужие проблемы, — и он круто разворачивал судьбу в ту сторону, где среди богатой закуски журчала водка и не было проблемы важнее, чем придумать оригинальный тост.

 

— Хорошо, — подумав, согласился он. — Я тебя выслушаю. На все десять минут. А потом до глубокого вечера будем говорить только о твоем Крыме, о море и женщинах. Согласен?

 

— Согласен.

 

— Но сначала выпьем!

 

Пришлось уступить. Даже не закусив, я перешел к делу:

 

— Девятнадцатого августа на Диком острове была убита молодая женщина. Московский начинающий политик Герман Милосердое опознал в убитой свою сестру — генерального директора акционерного общества «Милосердие» Эльвиру Леонидовну. По подозрению в убийстве взяли под стражу коммерческого директора Виктора Гурули, но очень скоро его выпустили, закрыв дело за отсутствием состава преступления…

 

Ватера слушал меня, уставившись в тарелку с солеными огурцами. Потянулся за ними, взял парочку, с хрустом надкусил, затем встал со стула и стал ходить по комнате, рассматривая картины и макраме.

 

Я замолчал. Валера повернулся, держа огурец у рта, как микрофон.

 

— Патологоанатом пришел к выводу, что похороненная женщина была наркоманкой, — повторил он мои последние слова. — Так, и что дальше?

 

— Мне показалось, что ты невнимательно слушаешь меня, — признался я.

 

— Нет, я очень внимательно слушаю тебя.

Быстрый переход