Я понимал, что воспитатель из меня никудышный. В качестве оправдания перед самим собой я мысленно ссылался на свое сложное детство, и все же в памяти у меня не осталось от той поры почти никаких воспоминаний о том, чем живет и дышит маленький ребенок, о его увлечениях и интересах. Зато Майкл, замыкавшийся в себе от робости и красневший от смущения всякий раз, когда ему приходилось общаться со взрослыми, мог легко окунуться вместе с Нилом в ритмы детской игры. Я находил их то в игрушечном домике на заднем дворе, то в парке. Они издавали разные забавные звуки и корчили друг другу рожи, носились сломя голову по спортплощадке и затевали игры, где правила менялись каждую минуту.

— В общем, я — парень, которому нужны сокровища, а ты — плохой парень. Ну ладно, мы оба хорошие ребята, а те другие парни… Нет, подожди-ка…

Так как Нил души не чаял в Майкле, тот постепенно входил и в нашу жизнь. Он был родом из захудалого городишка в Айдахо и, казалось, носил в себе молчаливую тайну высоких пустынных равнин. Говорил Майкл медленно, тщательно обдумывая каждое слово, произносимое монотонным, поскрипывающим голосом. Легкое заикание наводило на мысль, что в детстве этот недостаток мог стать темой для обидных насмешек дома или в школе, и поэтому Майкл в конце концов решил, что в такой ситуации наилучшим выходом для него является молчание. Он был немного похож на меня — во всяком случае, мне об этом порой говорили, — высокий и худой, с выступающим вперед носом, однако ему была присуща хрупкость, какой я никогда не замечал в себе. Его голова выглядела изящной, как ваза китайского фарфора, — череп, туго обтянутый кожей, извилистая розовая жилка, пульсирующая у виска. Длинные, светлые, вьющиеся волосы уже начинали редеть.

Сначала я считал Майкла напыщенным зазнайкой, индюком. Однако со временем это мнение пришлось пересмотреть. Он был покладистым и отзывчивым малым и никогда не отказывался посидеть за меня с Нилом, если располагал временем. Кроме того, Майкл помогал мне поддерживать нелепый миф, созданный в угоду старомодным представлениям моей матери об отношениях мужчины и женщины. Этот миф заключался в том, что мы с Сонни якобы живем в разных квартирах. Мысль о моем внебрачном сожительстве с женщиной была бы непереносимой для матери. Непреложность брачных уз являлась для нее аксиомой, не подлежащей обсуждению. В данном случае о моей женитьбе не могло быть и речи. Во-первых, из-за нееврейского происхождения Сонни, и, во-вторых, это означало бы ослабление тесных отношений между матерью и сыном. Поэтому я поставил в нашей квартире второй телефон, трубку которого, когда звонили родители, снимал я один. С разрешения Майкла я дал матери его адрес и каждый день проверял его почтовый ящик, забирая ее письма, если таковые были.

Тем не менее мы с Сонни сблизились с Майклом на почве преимущественно кулинарного характера. Он отлично готовил — навык, которого нам решительно не хватало. С кастрюлькой и газовой плитой Майкл был на ты. Он мог определить температуру горячего масла с погрешностью в пару-тройку градусов. Способ очень прост: бросить перышко зеленого лука на поверхность масла и ждать, пока оно не увянет. Поскольку довольно часто в мои обязанности входило также кормить Нила обедом, а тот предпочитал компанию Майкла, мы обычно обедали вчетвером. Я бегал за продуктами, Майкл был шеф-поваром, а Сонни мыла посуду. Мы делали покупки в складчину, используя для этого студенческие продовольственные купоны, и еще выгребали остатки из холодильника Эдгаров. По выходным к нам частенько присоединялись Хоби и Люси. Последняя сама была превосходным поваром и любила привносить экзотические оттенки — различные смеси перцев и трав, которые она покупала на рынках на Мишн-стрит. Кое-что дарила нам природа. Так Люси, к своей радости, обнаружила, что рядом с площадкой для игры в гольф в парке Золотые ворота в изобилии произрастает водяной кресс.

Майкл также начал иногда приходить к нам на «час Дуби» — наше с Хоби изобретение.