|
Теперь он знал, что значит находиться в таком состоянии. Он был испуган. И он был разозлен, вне себя от ярости за то, что должен выносить такое надругательство. Он кричал неистовым криком орла, бросая вызов всему космосу. Он не мог слышать этот крик, но он мог чувствовать его, как красную вспышку в небытии. И это было услышано. "Не бойся, Чейн. Не сердись. Посмотри. Посмотри вокруг себя..." Врея. Ну, конечно же, Врея. Он не одинок, Врея... "Посмотри, Чейн. Посмотри на звезды. Посмотри на вселенную". Она не говорила. В этом ужасном безмолвии не было голосов. Однако, он понимал значение того, что она хотела сказать, он понимал и свой собственный крик. Ее слова падали на его сознание, словно солнечные лучи – все золотистые, славные. "Мы свободны, Чейн! Свободны!" Он пытался определить ее местонахождение, увидеть ее, но вместо этого увидел Вселенную. Черные, красивые черные бездны, простирающиеся до самых краев мироздания, таинственная Мать?Вселенная с миллиардом галактик, украшающих ее грудь, со звездами, сверкавшими словно светлячки на кончиках ее пальцев, – все это он мог видеть отчетливо, непосредственно. От звезд исходило чистое сияние. В первозданной черноте полыхала серебром облаков спиральная туманность. Во всей этой бесконечной таинственности кружились, ярко светя, разбросанные повсюду галактики; он мог их слышать, и он понял, что небытие вовсе не безмолвно. Оно движется, оно поет движениями солнц, миров, лун, комет, газообразных облаков, космических течений, космической пыли и свободных атомов, роев звезд и галактик. Ничего нет в покое, и он понял: это потому, что покой есть смерть и, следовательно, запрещен. Вселенная живет, движется, ее пульс бьется... И он участвовал во всем этом. Он тоже пульсировал, двигался, подхваченный великим космическим танцем – броуновским движением вселенной. Движение вселенной – это вызвало в памяти случай, когда его тело плавало в огромном море и слилось воедино с жизнью, пульсом и движением моря. "Врея!" Он звал ее, не думая, как он это делает. "Врея, возвращайся со мной!" Вместе с этим порывом пришла и страшная паника – уродливое черное пятно, заслонившее лучезарность. Сделала это память о его теле, напомнив ему, что он не атом, а человек с лицом и именем, Морган Чейн, Звездный Волк. Взглянув, так или иначе, вниз, – хотя не было ни низа, ни верха, – он увидел свое тело, распростертое на решетке около Эштона, Саттаргха и Рауля. Оно было распростерто рядом с телом Вреи, и оба они выглядели свежими мертвецами – с провалившимися ртами, остекленевшими глазами, с широко раскинутыми руками и ногами. Он истосковался по своему телу. "Врея, иди сюда!" Теперь она была рядом с ним. Он мог ощущать ее – крошечное пятнышко искрящихся пылинок. "Ты перепуган, – сказала она с презрением. – Тогда возвращайся назад. Ступай не прекрасную безопасную твердь". "Врея...!" "Целую жизнь... ждала... мечтала... и вот я это имею, имею собственную свободу, свободу быть со звездами, со вселенной. До свидания, Чейн". "Врея!" Он бросился к искрящимся пылинкам и почувствовал, что она смеется. "Нет, теперь ты меня не сможешь удержать. Делай что угодно, а меня не сможешь удержать". Она умчалась в вихре танца. В темноте за ней огненной косой раскачивался Рукав Персея, тысячи звезд которого двигались толпами и, качаясь, пели; их голоса ударяли по самой сущности Чейна и заставляли вспыхивать во всем величии каждый отдельный импульс. Крошечное мерцание Вреи усилилось. Он снова почувствовал ее смех, и затем она исчезла, потерялась в ярком блеске солнц Персея. Чейна одолевали сомнения. Он мог сейчас отправиться назад, оживить отвратительно рыхлый панцирь, который ждал его, и сделать его снова человеком. |
