Дома, которые Аркадий видел на рассвете с другой стороны залива, оказались скопищем безвкусных сооружений. Без своей яркой расцветки, скрытой в сумерках, они были похожи на останки захваченных пиратами кораблей. В конце длинной сводчатой галереи Осорио открыла ключом широкую деревянную дверь. Провела Аркадия по выщербленным ступеням к стальной узкой двери, за который открылась гостиная, которую, казалось, взяли и полностью переместили из Москвы в Гавану. Приглушенный свет ламп, стереоустановка, шахматная доска с фигурами, обивка на входной двери, тюлевые занавески на балконе. Грубо оттиснутые на красном шелке серп и молот — флаг еще советских времен. Стол, на нем поднос со стаканами, солонка. Артефакты ностальгии — хохломские петухи, фигурки медведей, макет Василия Блаженного — все это на полочках вдоль стены. Искусственный плющ и гвоздики украшали кухоньку, в которой едва разместились двухконфорочная плита, холодильник, газовые баллоны. Штабеля пустых бутылок из-под рома Havana Club и «Столичной» под раковиной.
Единственное, что нарушало обстановку обычной московской квартиры — негр на стуле в углу с длинной тростью в руке. Черная рубашка, красная бандана, кроссовки Reebok. У Аркадия перехватило дыхание, прежде чем он понял, что это выполненный в полный рост манекен. Лицо украшали грубо вылепленные нос и лоб, жесткий рот и квадратная челюсть. Все это придавало дьявольскому блеску глаз еще больше выразительности.
— Господи, это еще кто?
— Чанго.
— Чанго?
— Дух Сантерии.
— Ну хорошо. Только какого черта он ему понадобился?
— Понятия не имею. Но ведь мы здесь не для того, чтобы выяснять это, — заметила Осорио. Было очевидно, что она привезла его сюда затем, чтобы продемонстрировать, насколько тщательно она поработала, чтобы снять все отпечатки пальцев в квартире. Каждую дверную поверхность, каждый дверной косяк, каждую ручку, каждую деталь, которой могли бы коснуться. Некоторые отпечатки были сняты, судя по оставшимся бороздкам, специальной лентой. Но гораздо большее количество отпечатков было отчетливо видно, они были обработаны коричневой дамской пудрой.
— Это ваша работа?
— Да.
— Коричневая пудра? — до сих пор ему не случалось видеть такого.
— Специальная пудра местного производства. В это непростое время слишком дорого закупать импортную пудру. Мы делаем свою из сожженных пальмовых листьев.
Похоже, она не упустила ни единой возможности. Под светом лампы жила маленькая морская черепашка, бестолковое, закованное в панцирь существо в неглубокой прозрачной банке с песком. «Отличное домашнее животное для разведчика», — подумал Аркадий. Ее панцирь был украшен затейливым коричневым узором.
— Приблуда мог бы жить в посольской квартире, но он снял эту нелегальную у кубинца снизу.
— И зачем он это сделал?..
Вместо ответа она открыла балконную дверь, занавески на ней взметнулись подобно крыльям вместе с ворвавшимся бризом. Аркадий послушно вышел на балкон и встал между двумя стульями и мраморными перилами, глядя на ночной небосвод и на Малекон, изогнувшийся изящной кривой бульварных огней. За линией дамбы были видны вспышки маяка, палубные огни грузового судна и лоцманской лодки, входящей в гавань. Когда его глаза привыкли к темноте, он различил менее яркие бортовые огни рыбацких лодок и неподалеку от них, ближе к берегу, мерцание горящих свечей.
— Neumaticos, — сказала Осорио. Аркадий мысленно представил себе флотилию автомобильных камер, качающуюся на черной зыби ночного океана.
— А почему полиция не опечатала входную дверь? — спросил он.
— А потому что не было приказа о начале расследования.
— Тогда что же мы здесь делаем?
— Предлагаем вам расслабиться и больше не думать об этом деле…
Она жестом предложила Аркадию пройти через гостиную, затем по коридору мимо прачечной в кабинет, в котором стоял старинный письменный стол, компьютер, принтер, на стене висели книжные полки, забитые изданиями в переплетах Кубинского министерства сахарной промышленности и фотоальбомами. |