|
Зрители заполняли два уровня патио. На сцену поднималась группа женщин в желтых юбках и шарфах, в это время паузу заполняли музыканты. Барабанный ритм, сопровождаемый свистками и звоном колокольчиков, он был отчетливо слышен даже на «Гавилане». Аркадий навел бинокль на высокого мужчину с авиаторскими очками, стоящего на трибуне. Это был друг Эрасмо, человек, который накануне в паладаре поднял тост за яхт-клуб «Гавана». Аркадий навел бинокль на сидящих гостей. В первом ряду на почетном месте стоял пустой стул. Рядом сидел человек с седой бородой, который выглядел, как если бы он раньше был большим, но с тех пор сжался в жесткой зеленой оболочке отглаженной камуфляжной формы. На его лице было отстраненное выражение старика, глядящего на тысячу внуков, имена которых он уже не мог вспомнить.
Аркадий перевел взгляд на патрульный катер. К настоящему времени Офелия уже должна была выйти с кем-либо на связь, и хотя «Гавилан» низко осел в воде, Аркадий полагал, что он уже появился на радаре патрульного катера. Даже если Офелии не удалось ничего предпринять, «Гавилан» был в четырех сотнях метров от сцены. Либо катер, стоящий у причала, выйдет осмотреть «Гавилан», либо с другой стороны подойдет еще один патрульный катер. Аркадий был удивлен, что с «Гавиланом» до сих пор не связались по радио. — Удивительно, как вы, Аркадий, сочетаете в себе склонность к суициду и ненасытное любопытство, — сказал О'Брайен. — Вы всегда должны знать, — почему, — и это отнюдь не принесет вам пользы. Когда вы вошли на борт, вы ведь понимали, что нечто подобное должно было случиться, но вам надо было самому убедиться. — А потом постараться «накрыть» нас, — добавил Уоллс. — И уехать в блеске славы. — Или оставить знак, — сказал О’Брайен. — Посмотрите на пляж, слева от сцены. Аркадий повернул бинокль и увидел Офелию, пробиравшуюся через толпу зрителей. Он не заметил ее, когда она была в толпе. Полицейский значок был прикреплен к ее белому топу. Он ожидал, что она направится к патрульному катеру или к сцене. Вместо этого, она двигалась в противоположном направлении. Рядом с ней шагал Мостовой с неизменным футляром фотокамеры на плече. — Чего вы хотите? — спросил Аркадий. — У меня есть все, чего я хочу, — ответил О’Брайен. — Не пропустите самое интересное, — подтолкнул Аркадия Уоллс. Аркадий перевел взгляд на трибуну и увидел человека в авиаторских очках, несущего куклу размером с человека, с тростью и в красной бандане. Барабанщик помог ему посадить куклу в первом ряду, повернув ее лицо к человеку, сидевшему справа. Чанго и Команданте. Аркадий сфокусировал бинокль на бандане куклы и трости. Они отличались от тех, что он оставил на теле куклы в «Росите». Команданте пристально оглядел куклу и перевел взгляд на своего друга в авиаторских очках. Тот рассмеялся шутке Команданте и отступил со сцены к толпе у трибуны, где к нему присоединился доктор Блас, слишком энергичный, чтобы продолжать оставаться в тени. Аркадий вновь сфокусировал бинокль на голове Чанго, залатанной и перекрашенной, но с теми же грубыми чертами лица и блестящими глазами. — Это же убийство, — сказал Аркадий. — Прошу прощения, не просто убийство, — ответил О’Брайен. — Это уничтожение индивидуума, который пережил больше покушений, чем кто-либо еще за всю историю человечества. — И это заслуживает уважения, — добавил Уоллс. — Давайте признаем, — сказал О'Брайен, — смерть этого человека — единственное преступление здесь, заслуживающее какого-либо интереса. Вы можете украсть хоть пять долларов, хоть миллион, но пока он жив, это все жалкие мелочи. |
