Алекс завершил разговор, и Фредрика отложила телефон в сторону. На часах без десяти пять. Вот‑вот прогремит первый взрыв.

От дождя волосы Эден Лунделль покрылись мелкими кудряшками. Сигарета погасла. Чертова погода! Эден выбросила окурок и зашагала в направлении риксдага.

У дверей ее остановил полицейский:

– Простите, но сюда нельзя.

Эден достала свое удостоверение, и парень в форме посторонился. Охрана уважительно посмотрела ей вслед.

Когда она сказала, что собирается ехать в парламент, Себастьян недоуменно округлил глаза:

– Ты руководитель подразделения, тебе не следует выезжать на такого рода операции.

Он говорил это вполне доброжелательно и в то же время будто наставлял ее. Так некоторые отцы общаются со своими детьми. Сама Эден всегда старалась держаться с дочерями как со взрослыми, без сюсюканья и угроз.

– Я хочу там быть и буду.

– Тогда возьми с собой кого‑нибудь. – Себастьян начал раздражаться. – Хотя бы одного из моих аналитиков.

– Хочешь навязать мне какого‑нибудь горе‑арабиста?

Она сказала это с презрением, о чем тут же пожалела. Но Себастьян, всегда такой сдержанный со своими коллегами, конечно, не обиделся.

– Там же черт знает что творится…

– Все верно, – согласилась Эден. – И ты обо всем этом имеешь весьма слабое представление. Но это совершенно не важно, Себастьян. Просто предоставь возможность действовать тем, кто еще способен в этом разобраться. В конце концов, я должна буду что‑то сказать ГД, когда с ним встречусь.

Это был совершенно ненужный конфликт. Эден хорошо работалось с Себастьяном. И все‑таки она не удержалась лишний раз подколоть его и его аналитиков. Под «горе‑арабистами» она имела в виду тех, кто указывал в верхней строчке своего резюме, что много лет изучал арабский язык, однако и на самой обыкновенной рабочей встрече с арабами не мог обойтись без переводчика. Разумеется, это не мешало им быть хорошими аналитиками. Сотрудники Себастьяна отличались высокой квалификацией. И далеко не все изучали арабский и должны были уметь говорить на этом языке. Черт возьми! Эден знала, что ей придется за это извиняться. Если Себастьян когда‑нибудь вспомнит об этой размолвке, будет очень неудобно.

Эден тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас надо было сосредоточиться на риксдаге. «В каком все‑таки мрачном здании заседает шведский парламент, – подумала она. – Совсем не то, что британский, французский или израильский».

Здание кнессета в Иерусалиме, при всей своей простоте, изумительно. Оно напоминает о молодости Государства Израиль и драматичности его истории. Одно время Микаэля тянуло в эту страну, куда уехали родители Эден. Но она не представляла себе, как будет там жить, и не хотела, чтобы там росли ее дети. Ее мнение было решающим. Если единственный еврей в семье не желает уезжать, тут уж ничего не поделаешь.

Немного пройдя по коридору, Эден увидела Алекса. Он разговаривал с кем‑то из полиции. Заметив Эден, помахал ей рукой.

– Вас, я вижу, тоже потянуло на место события? – обратилась к нему Эден.

– Ситуацию надо держать под контролем. – Алекс будто смутился.

– Совершенно с вами согласна. Нашли что‑нибудь?

– Ничего. Но все ведь только начинается.

Эден огляделась. Кругом полиция. Примерно так сейчас выглядят Королевская библиотека, универмаг «Оленс» и Розенбад.

Все‑таки довольно странный подбор мест.

Зазвонил телефон, и она услышала голос Микаэля:

– Что произошло?

Словно он, как священник, имел своего личного полицейского, чтобы всегда получать информацию из первых рук. Эден во всем любила порядок.