Луи предоставлял ей выбор, но Флер понимала — выбора у нее нет. Даже если бы она всей душой не любила графиню, ее собственное чувство долга не позволило бы ей оставить беспомощную больную женщину в трудную минуту. Но ведь придется снова встретиться с Аленом… Это было самое трудное для нее решение.

— Поехали, Луи. Конечно, я остаюсь.

— Я всегда знал, что ты самая замечательная девушка на свете, — облегченно вздохнул Луи.

Приехав, Флер сразу же прошла к графине, на цыпочках приблизилась к ней и с испугом обнаружила, какой маленькой и изможденной она выглядит. Лицо на подушках казалось белее фарфора, руки, неподвижно лежавшие на покрывале, выглядели странно безжизненными без многочисленных колец, которые обычно украшали ее изящные пальцы.

Послышался едва различимый шорох, потом стон, и графиня, приоткрыв глаза, увидела, что над ней склонилась Флер. Она с трудом шевельнула губами, но усилие оказалось слишком большим, и больная снова провалилась в забытье — только в уголках рта появилась слабая улыбка.

Сиделка поманила Флер прочь из комнаты и сама вышла за ней.

— Она вас узнала, мадам, и теперь довольна. Она не проснется, пока действует лекарство, поэтому послушайте моего совета — поспите сами час-другой. Похоже, вам это тоже не помешает…

Оказавшись у себя в спальне, Флер поняла, что уснуть не сможет. Лучше уж сразу увидеться с Аленом, чем в уме перебирать слова, заранее подбирая подходящие столь трудному диалогу.

Он в одиночестве сидел в библиотеке — большое кожаное кресло было развернуто к окну, и солнечные лучи падали на его осунувшееся лицо. У нее защемило сердце. Красивый, гордый — тот выглядел сейчас совершенно потерянным.

— Ален!

Она попыталась сказать это громко, но получился лишь испуганный шепот.

Нетвердыми шагами Флер приблизилась к нему. Тот весь напрягся, когда она оказалась рядом.

— Если можешь, прости меня…

Ален выпрямился и встал.

— Ты ее видела?..

— Да. — Спазм сдавил ей горло. — Она узнала меня… она улыбнулась…

Продолжать Флер не могла, губы не слушались, голос дрожал.

Его лицо стало менее мрачным. Он сделал неуверенный, неловкий шаг и, зацепившись за ножку кресла, потерял равновесие. Флер кинулась к нему на помощь, но Ален уже успел схватиться за спинку. Флер испугалась. Впервые за все время, что она его знала, он выказал свою беспомощность, обычно тщательно им скрываемую.

Но вдуматься в произошедшую в нем перемену, Флер не успела. Надменно, словно стараясь загладить неловкость, допущенную им секунду назад, Ален процедил:

— Сядь, пожалуйста, Флер. Думаю, нам пора поговорить о нашем будущем…

«Разве у нас с тобой есть будущее?» — горько подумала она, наблюдая, как жесткая гримаса исказила его черты. Ей очень хотелось, чтобы он знал, как тяжело у нее на душе. Ее мозг полнился словами, которые она готова была произнести, но дрожащие губы могли вымолвить только одно:

— Прости меня, Ален, прости…

Он побледнел:

— Прости и ты меня, Флер, что я уговорил тебя на брак, который не принес тебе ничего, кроме огорчений. Я сделал ужасную ошибку… Ах, если бы можно было повернуть вспять часы, чтобы мой эгоизм не оказался причиной твоей разбитой судьбы…

Какое раскаяние звучало в его словах — неподдельное, искреннее…

— Не беспокойся о моей судьбе, Ален. Сейчас куда важнее другое… Я побуду здесь, пока твоей маме не станет хоть немного лучше, а потом…

— Спасибо, что в таких обстоятельствах ты приняла столь великодушное решение.