— А все-таки дай мне попробовать?

— Зачем тебе это нужно? Что тебе за дело до меня? Теперь это забота Сеймура или того, кто будет после него.

— Я с самого начала хотел тебя спасти, помнишь?

— Ну помню. Но это сумасшествие, Фил.

— Значит, я сошел с ума.

Она вдруг подошла и погладила его по голове, как всегда — нежно и словно кота.

— Ничего страшного. Ты забудешь меня, женишься на Джессике, у вас родятся дети…

Филиппу вдруг стало тошно, и всё то, о чем он мечтал еще вчера, вдруг показалось примитивной буржуазной сказкой. Не ее устами надо произносить все эти слова. Не устами Селин.

Потому что голос Селин может побуждать только к одному — к искушению. Он побуждает перечеркнуть свою жизнь и уйти — в холодный осенний дождь. На поиски Истины…

Он вскочил, отбрасывая ее руку, и вдруг заорал:

— Нет!!! Ты слышишь — нет!!! Ты заберешь эти деньги!!! Заберешь, или я буду преследовать тебя до конца жизни, чтобы знать, что с тобой все в порядке!!!

На несколько минут повисла жуткая звенящая тишина. Филипп покачал головой, словно приходя в себя:

— Извини. Я правда схожу с ума.

— Ничего, это скоро пройдет. Как только я уйду, так и пройдет…

— Селин, ты что? Ты в своем уме? Куда ты уйдешь?!! Ты в чужом городе. Ты не сможешь одна!

— Это я-то не смогу одна?!

Она принялась хохотать. Филипп мрачно смотрел на нее. Почему за ее смехом всегда таится отчаяние? Она смеется, чтобы доказать всем и самой себе, что все хорошо. Она смеется, когда ей плохо. Бедная, бесприютная девочка.

— Я знаю, что нам делать.

— Кому «нам»?

— Нам троим. Вы должны пожениться и меня удочерить! Ха-ха-ха! Ну что, хорошая идея? Ха-ха-ха! Тем более что я никогда, не видела своих настоящих родителей!

Филипп молча ждал. Он понимал, что они оба запутались. Он понимал, что поступает нехорошо. Но больнее всего ему было осознавать, что Селин, его маленькая глупенькая Селин, кажется, понимает больше него и видит дальше него. Он обнял ее и прижал к себе.

— Мудрая маленькая девочка. Ты возьмешь эти деньги и даже не будешь думать обо мне. Я все восстановлю. Это — мелочи.

Селин покачала головой, подхватывая сумку и останавливаясь в дверях номера:

— Я никогда не возьму этих денег, Фил. Я — бродяга, но не аферистка. И, может быть, это — мое единственное достоинство.

15

Огни города растворялись в тумане. Филипп устало смотрел в иллюминатор, чувствуя, как наваливается сон. Когда он прилетит — будет утро. Прекрасное берлинское утро. И проталины. И запахи весны. А когда он подъедет к дому — его родному домику в Дорфе, за заборчиком на клумбах будут виднеться первые ростки подснежников, которые посадила его мама.

Солнечные лужи на чистой мостовой, Йен со своими глупыми шутками, по которым Филипп скучал, Луциан, ворчливый и сердитый за его долгое отсутствие, машина, томящаяся в гараже… Завтра. Завтра — тринадцатое февраля. Надо съездить в Берлин, купить кольцо. А послезавтра к нему приедет Джессика. Да-да, он правильно поступил. Да, он ни в чем не сомневается.

Филипп блаженно улыбнулся, вспомнив, как они «прощались» вчера. Как умирали и заново рождались в объятиях друг друга, как любили неистово и нежно, искренне и глубоко. И как сверкнули в уголках ее глаз две слезинки, когда он как бы между прочим бросил:

— Все-таки дядя твой не зря старался, когда мечтал нас поженить.

— Что ты имеешь в виду? — пересохшими губами проговорила Джессика.

— Да так… Я вот думаю, почему я сразу не понял, что хочу провести остаток своих дней именно с тобой? А не с тысячей других, и даже не… И даже не с Селин.