– В чем ты сейчас нуждаешься, так это в тепле, – сказал Клод нежно.

Роми подняла глаза и невольно сжалась. Если его мокрая от дождя рубашка просвечивала насквозь, то, что должно было твориться с материей ее тонкой светлой блузки, прилипшей к груди!

– Клод! – жалобно всхлипнула она. – Мне не по себе оттого, что здесь есть кто-то, кто желает причинить мне зло. А потом, как это ни ужасно, я начинаю приходить к заключению, что моя мать, возможно, и в самом деле... лгунья!

– Этого-то я и боялся... Того, что рано или поздно ты откроешь для себя эту правду.

– Ты как будто догадывался, что она не с отцом, а поэтому ждал меня за дверью телефонной будки?

– Я весьма неплохо знаю ее, чтобы понять, что она может обмануть и тебя, – нехотя ответил он.

Слезы заструились по щекам, мешаясь с дождем.

– Как это больно, – прошептала девушка со слезами в голосе. – Я так верила ей, Клод. Я ведь сказала ей, что не смогу оставить папу надолго. Я накупила продуктов и наготовила ему еды на неделю или около того, а потом должна была приехать мать и остаться с ним, пока я буду находиться здесь. Она и заявила, что находится с ним, когда звонила сюда сразу после приезда. София ведь знала, что он не в состоянии самостоятельно обслуживать себя. Как она могла так жестоко поступить по отношению к нему?!

Не выдержав силы отчаяния, Роми разразилась потоком слез и прижалась щекой к его щеке. Клод обнял ее еще крепче. Тела их, казалось, слились воедино.

Боже, как я хочу, чтобы он никогда не выпускал меня из своих объятий! – с отчаянием подумала Роми. Пусть вечно он обнимает меня!..

Они стояли в полутемном холле замка. Клод поцеловал ее мокрые волосы и прошептал: – Ты заболеешь, милая, если будешь и дальше стоять здесь в этой мокрой одежде. Тебе надо переодеться... Пойдем наверх, там тепло и сухо.

От одной мысли о том, что ей придется снимать одежду в одном помещении с ним, Роми бросило в жар.

– Ты сам весь мокрый, – смущенно улыбнувшись, прошептала она. – Смотри, мы залили водой весь холл. Ты не боишься, что твои расходы на реконструкцию замка сильно возрастут?

– Опять твои шуточки! Ничего, на этот раз не убежишь! – произнес он решительно.

– Убегу? Не понимаю...

Голос Роми звучал удивительно тихо, и вообще, все вокруг происходило, как в замедленной съемке. Пальцы Клода коснулись влажного воротничка ее блузки, расстегнули одну пуговку, другую... С губ девушки слетел стон желания.

– Нам нужно обсушиться, – хрипло промолвил он.

Нет, подумала она. Хочу оставаться здесь, с тобой! Но в то же время, как будто вовсе не ее голос ответил:

– Да!..

Клод вздрогнул. Ему, наверное, было холодно, и, несмотря на это, он хотел разъединить их тела. Жестокий! Руки Роми непроизвольно впились еще крепче в его мокрую рубашку. Она прижалась плотнее к его телу и изумленно расширила глаза, почувствовав прикосновение чего-то твердого к ее животу, – явное свидетельство того, что он возбужден. Как и она, впрочем.

– Я не хочу, чтобы ты простудилась, – прошептал он, однако, не двигаясь с места.

Тогда согрей меня, сверкнула в ее сознании мысль, но с губ слетело лишь:

– Ты тоже не простудись, Клод. Медленно и бесконечно нежно он провел пальцами по влажной коже ее плеч.

– Да ты совсем горячая!

Да? А ведь и ты тоже, промелькнуло у нее в мозгу. Роми ощущала жар его тела под своими ладонями. Руки ее как бы сами собой поползли вверх, сомкнувшись на его затылке, где кучерявились черные завитки его влажных, дурманяще-ароматных волос.

Клод чуть отступил назад и приподнял указательным пальцем ее подбородок.