Потом ты захотел поцеловать меня, и я подумала: ну вот, теперь он меня укусит или ущипнет, будет потешаться; но ты даже не улыбнулся. И тогда я решилась и поцеловала тебя, но получилось ужасно – я попросту расшибла нос. Я понадеялась, что ты знаешь, как целуются, но ты, оказывается, и сам ничего не знал и сказал просто: «Благодарю, принцесса», – и ушел. А я потом долго не могла уснуть, все лежала, все думала, в чем здесь была шутка и как ты будешь рассказывать мальчишкам...
– Я не рассказал, – возразил Дор.
– Знаю, что не рассказал. Я поверила. Ни ты, ни голем. Поэтому я и решила, что ты всерьез интересуешься мною. – Тут она улыбнулась, а улыбка всегда делала ее просто неотразимой. – В жизни не встречалась ни с чем подобным! Ты ведь самый настоящий волшебник и...
– Нет, волшебство здесь ни при чем...
– И вот я всю ночь разучивала, как целоваться. А потом ты явился и стал извиняться. Словно сделал что‑то плохое. Теперь я сомневаюсь; может, ты и в самом деле устроил такую шутку...
– Нет! – крикнул Дор с болью в голосе. – Я не шутил!
– А я теперь и сама знаю. Не сердись на меня за то, что я любопытствовала. – Айрин опять улыбнулась. – Дор, я знаю, что завтра все будет по‑старому и я опять стану для тебя лишь несносной девчонкой, живущей по соседству во дворце. И поэтому прошу: поцелуй меня еще раз.
– С радостью, Айрин, – чувствуя себя богачом после ее слов, ответил Дор и наклонился к ней. Они поцеловались. И в этом поцелуе, совсем еще детском, было предчувствие будущей взрослой бури страстей. – Может, когда‑нибудь еще.
– Я хочу с тобой целоваться – иногда, – мечтательно сказала Айрин. – Теперь мне почему‑то понравилось, что я не мальчишка.
– Иногда, – согласился Дор. – Но нам придется отстаивать себя, чтобы над нами не насмехались. Ведь мы не взрослые. «Но и не такие уж дети. Во всяком случае я, – добавил он мысленно. – После увиденного там, на гобелене, я уже знаю, куда ведут поцелуи».
– Не взрослые, – тихо повторила она.
Повисло молчание. Все уже было сказано. Подойдя к двери, Дор оглянулся. «...И стать для отца и матери разочарованием», – вспомнились почему‑то слова. Девочка сидела на кровати, погруженная в какую‑то мечтательную радость.
– Король верит в тебя, – произнес он тихо. – Не сомневаюсь, что верит.
– Король верит, – улыбнулась Айрин.
– И я.
– Несомненно.
Он вышел из комнаты, закрыл дверь и вдруг понял, что теперь будет думать об Айрин. Будет думать и сегодня, и завтра. Вечно.
Гранди ждал его.
– Глаза целы? Зубы не выбиты? На шее ни царапины? – удивленно затараторил он. – За дверью было просто до ужаса тихо!
– Айрин – славная девочка, – сказал Дор, направляясь к библиотеке. – Странно, что я раньше этого не замечал...
– Братцы! – воскликнул Гранди. – Сначала душечка Милли, теперь эта сорвиголова! До чего ты докатишься?
«До взрослости», – мысленно ответил Дор. Он в самом деле становился взрослым, открывал неведомые стороны жизни и радовался этому.
Они подошли к дверям библиотеки.
– Входите, – раздался изнутри голос короля Трента. А Дор и постучать не успел!
Дор вошел и присел на указанный королем стул:
– Государь, по твоей воле я отправился в путь. И вот теперь вернулся.
Король поднял руку раскрытой ладонью вверх. «Так приветствовал Прыгун», – вспомнил Дор. |