Наша совместная жизнь потихоньку налаживалась. За весь день мне ни разу так и не удалось остаться с Жулией наедине, и вскоре я заметил, что она намеренно избегает оставаться со мной тет-а-тет. Ей постоянно удавалось задержать в комнате то Элен, то Аньес, и я был невольно восхищен ее даром находить тысячи тем для разговоров. Со страстностью женщины, лишенной развлечений, она бесцеремонно вмешивалась в жизнь обеих сестер, вынюхивала запретные темы; всегда настороже, враждебно настроенная в глубине души, но внешне само дружелюбие, она вертелась вокруг да около. Инстинктивно она во всем соглашалась с Элен. К Аньес же относилась с едва заметной снисходительностью, на что та, любезная, но настороженная, отвечала улыбкой, ничем не выдавая своих мыслей.
Было решено, что Жулия останется у нас на пять дней. Хватит ли на это время у меня сил и изворотливости, чтобы обходить все острые углы? Я был уверен, что нет. Я ни за что не соглашусь отпустить Жулию, не переговорив с ней. Ее совершенно необъяснимое молчание вызывало во мне лишь неистребимое чувство беспокойства. Как же мне поговорить с ней наедине? А что, если просто зайти к ней в комнату?.. Нет, это, пожалуй, было бы глупо с моей стороны: я рискую вызвать взрыв, которого сам же опасаюсь…
В эту ночь я совсем не спал, как, впрочем, и Жулия, которая занимала соседнюю комнату: всю ночь я отчетливо слышал скрип ее кровати. Но, кроме этого, я еще слышал скрип половиц в коридоре. Кто-то подслушивал — Аньес или Элен.
На следующее утро я застал обеих сестер беседующими в столовой. Увидев меня, они замолчали, а Аньес сразу же удалилась.
— Бернар, — зашептала Элен. — Я добилась от Аньес, чтобы в течение этих пяти дней она никого не принимала. Надеюсь, вы ничего не говорили Жулии?
— Нет, ничего.
— Спасибо. Вы поступили правильно… Хотя мне кажется, вы не слишком любезны со своей сестрой.
— К сожалению, я вижу ее такой, какова она есть.
— Да, конечно, если б вам пришлось жить с ней под одной крышей!.. А то ведь всего пять дней, потерпите… Ну, Бернар! Сделайте над собой небольшое усилие. Вы все время какой-то грустный, озабоченный, нервный.
— Простите, но ведь вы знаете, как много мне пришлось пережить… Я все еще не в силах забыть о своем пребывании в плену. Вот и все.
— Это правда? Вас действительно тяготит только это? Может быть, существуют и другие причины?
— Да нет же, Элен… Уверяю вас…
— Временами мне кажется, что вы не слишком-то горите желанием… жениться на мне…
— Нет-нет, Элен… Вся беда в том, что мы с вами не одни: у вас есть Аньес, а у меня вот Жулия. Все это совсем не просто.
Элен задумалась над создавшейся ситуацией.
— А в финансовом отношении, — спросила она, — вы как-то зависите от Жулии?
— Абсолютно нет. Все, что у меня есть, нажито собственным трудом.
— А она может существовать без вашей помощи?
— Да. Я ведь никогда не помогал ей.
— Ну а если мы решим уехать… куда-нибудь очень далеко… она не станет вам докучать? Вы понимаете, что я хочу сказать?.. Ведь, похоже, она очень привязана к вам.
Теперь пришла моя очередь задуматься. Отпустит ли меня Жулия?.. Откажется ли от меня Аньес?.. Будущее представлялось мне в самом черном свете.
— Я, право, не знаю, — признался я.
— Тихо, они идут!
Войдя в комнату, Жулия пожала руку Элен и, склонившись надо мной, поцеловала меня.
— Доброе утро, дорогой Бернар. Как тебе спалось?
Она гладила меня по волосам, по щеке: ведь я был ее братом, к тому же обретенным заново с таким трудом! Подобные проявления нежности окружающим казались вполне естественными, но только не мне. |