Преподобный Захария закончил очередной грозный пассаж и только обратил свой огненный взор к пастве, чтобы еще раз насладиться видом плачущей и кающейся толпы, как вдруг с грохотом распахнулась дверь и в проходе меж молящимися появилась группа новых прихожан.

Проповедник застыл с гневно вознесенным над головой кулаком. Присутствующие стали оглядываться, переводя дыхание и обмениваясь репликами. Карл Стюарт невольно подался вперед, и даже невозмутимый Джулиан застыл, открыв рот.

Вошедшие стояли на возвышении у лестницы, и тусклый дневной свет осеннего дня одевал их сияющим ореолом. Вернее, сияние исходило от молодой дамы, стоявшей впереди. Красивая яркой, вызывающей красотой, в роскошном платье алого шелка, расшитого золотом, она была истинно великолепна, словно луч света среди темной массы прихожан.

Несмотря на свой невысокий рост, она была безупречно женственна и грациозна. Из-под широкополой шляпы, с капризной небрежностью сидевшей на голове, ей на плечи стекали тугие завитки солнечно-золотых, почти перламутровых локонов. Пышный плюмаж из черно-белых перьев опускался на одно плечо. Бархатный плащ, тяжелыми складками ниспадавший до пола, был надет так, чтобы не скрывать роскошного платья с отложным воротником голландских кружев, а само верхнее платье, достаточно открытое, позволяло видеть низкий вырез лифа и пышные рукава, обшитые позументом, в прорезях которых виднелся нижний рукав из сборчатой кисеи. На руках красавица держала длинноухого спаниеля персикового цвета и, чуть подняв подбородок, окидывала взглядом зал. Когда она повернулась, стало видно ее удивительно привлекательное лицо. По форме оно напоминало сердечко: широкий выпуклый лоб, высокие скулы и округлые щеки, плавно сужающиеся к маленькому заостренному подбородку. Кожа ее казалась светлой, как лунное сияние. Очаровательный гордый рот, небольшой нос безупречной формы, миндалевидные, словно лисьи, глаза под темными дугами изящно изогнутых бровей довершали портрет.

– Ева! – почти выдохнул Карл.

А Джулиан подумал, что так же хороша должна была быть и сама праматерь Ева, если ради нее Адам забыл все заповеди Божьи.

В церкви воцарилась тишина. Ева, оглядев собравшихся и поудобнее перехватив спаниеля, грациозно сошла по лестнице и направилась к передним рядам, где для дочери лорда Робсарта были предусмотрительно оставлены места. Двигалась она легко, словно ее нес невидимый ветер. На лице ее отражались высокомерие и своенравие, и она будто не видела никого вокруг. Откинув голову немного назад, она делала вид, что ее не интересует впечатление толпы, собравшейся в церкви. В зале же произошло движение, возник ропот, переходящий в возмущенный гул. Само появление этой красавицы в ее яркой одежде оскорбляло суровые нравы пуритан, и прихожане глухо роптали, не смея громко высказать возмущение. Лишь немногие улыбались, а некоторые даже привстали, приподнимая шляпы. Кланялись не только ей, но и ее спутникам.

Джулиан обратил внимание на рослого, широкоплечего мужчину в военном мундире. Так вот каков племянник Гаррисона, убийцы короля. Хорош собой, одет элегантно, но без щегольства. Мужественное лицо с аккуратной небольшой бородкой, светлые глаза. Волосы русые, почти золотые, были острижены не под скобу, как у пуритан, но короче, чем у кавалеров, и лежали красивой естественной волной. Гаррисон-младший двигался мягко, как свойственно сильным, крупным мужчинам, но в том, как он шел, опустив плечи и чуть склонив голову, чувствовалось, что ему явно не по себе. И не только потому, что они прервали проповедь или его ожидала встреча с брошенной невестой. Он явно не одобрял того неприкрытого вызова, какой всем своим видом выражала его прекрасная спутница.

Но Джулиан тут же перестал думать о нем, лишь только взглянул на девушку, шедшую чуть позади этой пары.