Потом мой новый знакомый извинился за то, что не сможет долее продолжать беседу, поскольку хочет немного поработать.
Он извлек из бокового отсека своего саквояжа широкоформатный блокнот, в каких обычно художники делают наброски, и несколько разной толщины грифельных карандашей. Я тоже занялся кое-какой работой — надо было написать пару деловых писем в Европу, и я принялся составлять их черновики.
Задумываясь над очередной фразой, я иногда поглядывал на своего соседа. Он придерживал блокнот в полувертикальном положении, упирая его нижний конец в колени. Я, разумеется, не пытался туда заглянуть, но трудно было не заметить чисто профессиональную легкость в движениях моего нового молодого знакомого и ту внутреннюю сосредоточенность, с которой он работал. Очередной зарисованный силуэтами лист переворачивался и начинался новый, часто он останавливался и задумывался, иногда недовольно постукивая концом толстого грифельного карандаша по подбородку. После каждой такой паузы мистер Холборн начинал с новой энергией обрабатывать лист бумаги, иногда заменяя грифельные карандаши, по-видимому, чтобы варьировать толщину линий и задавать оттенки. Часто, сравнивая новое с уже сделанным, он отлистывал блокнот назад. Было ясно, что, погрузившись в свою работу, он не следит за временем и тем, что происходит вокруг.
Продолжалось так почти два часа, и по моим соображениям поезд уже приближался к месту своего назначения.
Я посмотрел на часы — оставалось что-то около двадцати минут. И в этот как раз момент Джеральд Холборн захлопнул блокнот.
— Немного устал, — улыбнувшись, сообщил он и взглянул в окно. — А, мы кажется уже и подъезжаем.
Город действительно разросся и удивил меня долгими пригородами и большим числом хорошо видных издали дымящих заводских труб.
Наконец, поезд медленно въехал под крытый навес вокзальных перронов, а еще через несколько минут мы, разминая ноги, не спеша входили в зал ожидания.
— Джеральд!
Посередине зала, приветственно подняв вверх обе руки, стоял средних лет мужчина. Крепкий, с коротко остриженной почти круглой головой. Одет он был по-летнему легко: светло-серые парусиновые брюки, белая рубаха с короткими рукавами, легкие ботинки-полусандалии на ногах — типичный отдыхающий на небогатом курорте клерк.
— Джеральд, мой мальчик! — он уже стоял рядом и энергично обнимал молодого человека. — Как твои успехи, дорогой?
— Очень неплохо дядя, но сначала скажи — как отец?
— Ничуть не хуже обычного. Доктор им вполне доволен. Ну, что же, пойдем к автомобилю.
— Сейчас. Прежде познакомься, пожалуйста, с капитаном Дастингсом. Он прибыл в наши края на отдых и нам надо помочь ему устроиться.
— Нет ничего проще. Очень рад познакомиться. — Он протянул мне руку. — Мэтью Уиттон. Только я думаю, — он посмотрел на племянника, — в самом Саутпорте ему останавливаться вряд ли стоит.
— Да, я уже сказал мистеру Дастингсу об этом. Ты ведь сумеешь устроить его в деревне поблизости от нас.
— Вне всякого сомнения. Пойдемте же к машине.
Он схватил оба наши саквояжа и быстрым шагом направился к выходу.
— Ну зачем же, позвольте я сам… — смущенный такой любезностью начал я, но Джеральд сделал предупреждающий жест:
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Дядюшка силен как бык. Постоянно упражняется гирями, непосильными для нормального человека, и все равно не знает, куда девать излишки энергии.
— Ха-ха, тебе бы тоже не мешало побольше заниматься спортом, — полуоборотясь на его слова, проговорил мистер Уиттон. — Ну, пойдемте же, пойдемте.
Мне, для лучшего обзора местности, во время поездки предложили переднее сиденье рядом с Мэтью Уиттоном, который уселся за руль. |