Ты вполне можешь увидеть меня там.

Каким образом?

Случайная встреча. Только она почему-то не происходит.

Должно быть, великое свидание откладывается до тех пор, пока мы не вернемся на старую веранду.

Забавная ты! А когда ты ходишь вокруг озера Согнсванн, ты ходишь по солнцу или против?

Всегда против, Стейн! Как мы с тобой…

Я так же консервативен, как и ты. Боюсь, я за тобой не поспею. Но я начал заниматься йогой, так что в следующий раз тебя догоню!

Сейчас я пытаюсь представить себе, как ты сидишь перед компьютером на веранде в Нурберге. Особенно меня тронул шмель, который запал тебе в душу, спасибо за него! Но мне нужно гораздо больше подробностей, чтобы забыть о том, что в действительности между нами поездка на двух паромах и 600 километров пути по проселочным дорогам!

Хорошо! На мне белая футболка и шорты цвета хаки, я сижу босиком. На маленьком столике передо мной помещается лишь ноутбук формата А4, а на подоконник я поставил чашку двойного эспрессо и стакан минеральной воды. Сижу на высоком табурете, который не помню уж как от стойки бара перекочевал в наш дом. На улице почти 25 градусов, в саду, обрамленном живой изгородью, видно старое грушевое дерево со старомодными грушами «бере»… И два сливовых дерева с сине-фиолетовыми сливами. Кажется, сорт «хэрманн»… Вокруг солнечных часов целая клумба желтых цветов вербейника. Они цветут все лето. А вдоль длинных дорожек, усыпанных галькой, гроздья белых и красных ягод смородины. Созревают они поздно, но долго еще красуются маленькими соблазнительными гроздьями…

Послужит ли это описание компенсацией за поездку на двух паромах и за 600 километров пути?

Да, вполне, теперь я так и вижу тебя. Но шорты! Прежде ты никогда их не носил. Обычно ты ходил в теннисных вельветовых брюках, иногда — в коричневых, бежевых, иногда в ярко-красных. Стало быть, кое-что изменилось…

Можешь поговорить со мной, Стейн?

Поговорить с тобой?

Тебе ведь нужен шанс, чтобы рассказать о таких вещах, объяснить которые невозможно.

Вот именно. Вероятно, в глубине души ты задаешь себе тот же самый вопрос, а мне не вспомнить, что я писал! Но когда в эту среду вы уехали, я долго бродил в саду и размышлял о том, почему мы расстались… Ведь речь шла о таких непростых вещах, как вера. Поскольку мы заговорили о Брусничнице, я попытался вспомнить все наши беседы на подобные темы, после чего наступало тяжелое молчание…

По этой причине я страшусь начать все сначала. Ты права: я сидел в спальне и курил весь последний вечер и последнюю ночь, я был в отчаянии… Мы не могли больше говорить друг с другом, не могли оставаться в одной комнате. Один раз — под самое утро — я прилег, хорошо помню, что в пачке оставалась всего одна сигарета, час спустя я снова поднялся и закурил ее, сидя на краю кровати. Выкурив сигарету наполовину, я погасил ее и вышел в соседнюю комнату, а там — на краю дивана — сидела ты и тоже курила.

«Стейн!» — только и сказала ты, но в твоем взгляде было что-то такое, что я кивнул…

Я понял, что сегодня ты уедешь. А ты поняла, что я понял… Я не пытался тебя удержать.

И вот ты появляешься спустя тридцать лет и спрашиваешь, во что я верю! Вероятно, мои слова тебя разочаруют, но я не знаю, есть ли у меня какая-то личная вера… Мне гораздо проще определить, во что я не верю.

Кажется, ты немного запутался.