Миша возненавидел Наталью почти со дня свадьбы. Сама мысль о том, что жена может быть ему нужна — пусть даже просто физически, или еще хуже — как кухарка и прачка, — приводила его в бешенство, приводила на грань безумия. Он становился практически невменяем и больше не отвечал за свои поступки. Не последнюю роль сыграла и абсолютная Натальина бесстрастность в постели. Неопытность холодной жены бесила — кто только ее воспитывал?! — а свою он упрямо не учитывал и ждать лучшего не хотел. Общежитские девчонки мало чему сумели научить Михаила. Или он сам не пожелал у них ничему учиться. Как шло — так и ехало… Многого не проси…

Ни одного раза, ни одной минуты Наталья не дала ему возможности насладиться гордостью мужчины, дарующего женщине счастье. Ему было бы легче порвать с нею, если бы он испытал это наслаждение. И он все еще надеялся…

В объятиях мужа она ни на минуту не забывалась, любила, закрыв глаза, неутомимо, но безрадостно. Наталья уклонялась от его поцелуев, крепко сжимая губы и отворачиваясь. А порой вдруг доставала мужа вопросами: «Тебе хорошо? А ты меня сейчас понимаешь? Миша, а ты изменился, когда мы поженились? Ну, в этом самом… А знаешь, я иногда думаю: «И это все? Для всех и у всех одно и то же? Но ведь это так мало для человека…»

Михаил отмалчивался. И тогда Наталья начинала неестественно страстно ласкать его, словно насиловала сама себя…

Несовместимость Каховских слишком быстро оказалась очевидной. Не выгорело… Они жили молча, одновременно далекие и близкие друг другу.

Зато застенчивый Михаил умудрился отлично поладить с матерью и бабушкой Натальи — после свадьбы он переехал к ним жить. Через месяц бабушка называла его не иначе как деточка, а мать целовала в лоб, возвращаясь вечером с работы. Наталья была сначала в замешательстве, а потом стала смеяться.

Хотя порой ей начинало казаться, что они объединились в тройственный союз нарочно, сговорились против нее — но почему, зачем, с какой целью? Ничего объяснять себе Наталья не собиралась и вникать в детали не желала. Оставалось ясным лишь одно: надо готовиться к худшему. Предначертано… Хотя на самом деле с переездом Михаила все изменилось удивительным, почти волшебным образом: жили тише, спокойнее, вечерами никто не кричал и не бранился. Ей повезло с мужем на все сто.

Однако теперь Наталья перехватила инициативу. Именно она начала устраивать скандалы по любому, даже самому незначительному поводу и доводить до слез не только тихую кроткую мать, по даже бабку, недавно перенесшую инфаркт. Они, конечно, пытались с ней спорить и возражать, пробовали просить и успокаивать, но Наталья дерзко набирала и набирала силу, упражняя голосовые связки в крике. На войне как на войне… Нервы уже не просто сдали, а настоятельно требовали привычного раздражения и последующей разрядки, и все в доме напряженно затаивались, со страхом готовясь к возвращению Натальи с работы. Она устроилась пока в школу. Роли переменились.

Разбухая от запоздалой подростковой агрессивности и недоброжелательства к самой себе, Наталья день ото дня становилась все грубее и жестче с домашними, вымещая свои душевные страдания на тех, кто ближе всего и безответнее.

Михаил мучился, понимая, что совершил очередную ошибку. Многого не проси…

Маленькая дочка Натальи, смешная, забавная, в перевязочках, с пухом на затылке, тоже сильно мешала ему. В квартире было очень тесно, а становилось все хуже и неуютнее: пахло пеленками, невероятно докучали детский крик и постоянный пар от кипятившихся бутылочек, сосок и белья.