|
Мертвец совсем не выглядел мертвецом, и если бы не пустой взгляд, устремленный поверх голов Мэг и Монгола, то его можно было бы принять за здорового человека, разве что тот не стал бы рычать, как медведь, разворошивший пчелиный улей. Несвязные звуки бывшей человеческой речи потонули в грохоте выстрелов, зомби пытался попасть в Монгола из блестящего черного автомата, неуклюже свисавшего с его правой руки. Свинец с визгом впивался в железный погрузчик, оставляя на поверхности глубокие вмятины всего в тридцати сантиметрах от головы военного старателя. Монгол успел выстрелить дважды, прежде чем одна из пуль пробила плотный кевлар в районе плеча, заставив его рефлекторно откатиться в сторону. Выстрелы из «Беретты» оказались более точными, чем у зомби, но недостаточно мощными для того, чтобы навсегда успокоить живой труп. Первая пуля вошла под правый глаз, почти не причинив зомбяку урона. Второй выстрел оказался не таким точным, зато, как ни странно, более эффективным. Пуля, выпущенная из «Беретты» с близкого расстояния, не способна пробить бронежилет, но зато может сбить человека с ног. С зомби эффект оказался почти таким же, с тем лишь различием, что он не упал навзничь, а просто отшатнулся на метр, потеряв при этом из виду цель. Зомби замешкался только на секунду, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы Монгол кувырком ушел с линии огня и укрылся за металлической колонной. Стрелять отсюда было менее удобно, но зато куда более безопасно, теперь старатель мог спокойно поймать цель и одну за другой всадить в нижнюю часть головы противника семь пуль. Зомби упал и больше не шевелился, это было плюсом, а вот в безусловные минусы Алекс занес поведение Мэг, которая вместо того, чтобы укрыться от пуль за погрузчиком, сползла по нему спиной к полу и закрыла лицо руками, пытаясь загородиться от опасности. В Зоне такое поведение означает только одно – человек спекся. Спекся, сдался, признал свое поражение, называйте это как хотите, смысл будет один: человек прекратил борьбу, вручил себя на милость Зоне, а она чай не добрая тетушка, не простит, проглотит и забудет, как звали. Все, сварилась железная леди. Уж как ни храбрилась, как ни переносила все тяготы жизни в лагере, все-таки нашлась беда, которая ее подкосила. Алексу даже на секунду показалось, что одна из пуль угодила в нее, но как только звук выстрелов развеялся по пустоте здания, послышалось громкое завывание, исходившее от девушки. Плечи дергались в такт плачу, будто маленький ребенок спрятался от всего мира и дал волю разбушевавшимся чувствам, автомат безвольно лежал у ног, брошенный, как надоевшая детская игрушка. Станция Янов мало чем отличалась от остальных районов за Рыжим лесом: все тот же унылый пейзаж, все та же разруха. Все то же желание поскорее убраться из этих мест. Виадук давно рухнул, остались лишь две опоры, поросшие копнами ржавых волос. Два состава, заснувшие на рельсовом полотне вечным сном, проржавели настолько, что в плохую погоду не могли служить даже укрытием от дождя. А вот рельсы почти не пострадали от непогоды и времени – то ли сталь иного сплава, то ли тесный контакт с землей сказался, теперь уже и не разберешь, да и не до того было пробравшимся во вражеский тыл старателям. Здание станции пострадало процентов на девяносто, по меркам Зоны обычное дело – разруха стояла такая, что было непонятно, на чем оно еще до сих пор держится. Будто карточный домик толкнули рукой, он начал заваливаться, да так и замер в нерешительности. Фасад здания будто обглодан неизвестным мутантом – не осталось ничего, что напоминало о внешнем виде станции в доаварийные времена, но знающие люди догадывались, что этот самый злостный мутант всего лишь человек. Между первой и второй катастрофами мародеры потрудились и здесь, утащив все, что хоть как-то могло сгодиться в хозяйстве. За густой растительностью угадывались другие строения, тоже в большинстве своем разрушенные чуть не до основания. |
