— Что стряслось?

Пьетро не ответил, вглядываясь в туман. И в этот миг… ему показалось, будто мелькнули тени, поспешно исчезнувшие из поля зрения, растворившись во тьме. Возле него кто-то двигался — если, конечно, не какие-то случайные прохожие, ранние венецианские пташки, отправившиеся куда-то по своим делам. Пьетро не знал наверняка. Но и у него в голове царил туман, такой же как на улице. Эмилио Виндикати предупредил, что будет следить за действиями Виравольты. Чтобы «контролировать» его поведение и оказать помощь в случае необходимости. Быть может… Быть может, за ним и сейчас следят? Как бы то ни было, нужно оставаться настороже. Пьетро некоторое время постоял неподвижно, потом рассеянно ответил на вопрос Ландретто:

— Нет, ничего.

И пошел дальше.

* * *

Барка неслась в пустоте. Пьетро слышал лишь шелест воды, по мере того как суденышко двигалось в сторону Мурано. Перевозчику требовались все умение и опыт, чтобы не плыть наугад. Сидевший рядом с Виравольтой Ландретто, погрузившись в свои мысли, клацал от холода зубами. Отчалив в окрестностях площади Сан-Марко, они еще ка-кое-то время различали силуэты окружающих строений, но вскоре растворились в зловонном мареве, в котором сейчас и плыли. Однажды им попалась другая лодочка, двигающаяся в противоположном направлении. На носу ее человек в капюшоне держал в вытянутой руке фонарь. Он перемолвился парой слов с собратом и исчез в тумане. Потом они обогнули темный силуэт Сан-Микеле, который тоже растворился в дымке. В воздухе носился аромат тайны, словно природа в беспокойной дреме готовила души к какому-то новому апокалипсису. Она навевала тысячи волшебных снов, но черная магия, угрожающая и опасная, ползла по кромке воды между видневшимися сваями. Темное пятно, затерявшееся в лагуне. В этой атмосфере нереальности Пьетро вдруг почудилось, будто они покинули землю в поисках другого мира, таинственного и волнующего.

Он припомнил ночные события. Ландретто пока еще об этом не знал. Откровенно говоря, Виравольта задавался вопросом, не явилось ли все это лишь плодом его воображения? Но ведь он видел именно Каффелли, без всякого сомнения. И сохранил записку, «Менуэт теней». Надо будет показать ее Броцци, может, Совет сорока сумеет определить происхождение бумаги и чернил. В мозгу Виравольты крутились картинки вчерашней ночи. У священника из Сан-Джорджо это наверняка не первая ночная вылазка… Тут сомнений почти нет. Пьетро сам в свое время отказался от тонзуры, чтобы пользоваться удовольствиями, получаемыми от женщин. А уж в Риме Виравольта таких видал-перевидал, так что не ему осуждать Каффелли. Но все же Козимо сильно рисковал. Опьянение плотью… Но он! Священник Сан-Джорджо Маджоре! Какая глупость! Но как бы то ни было, промелькнувшая у Виравольты мысль, что Каффелли мог завязать с Марчелло специфические отношения, очень даже походила на правду. Пьетро слишком хорошо знал людей, чтобы не понимать: все они — плод своих сдерживаемых страстей, радостей и горестей, своих прошлых заблуждений. Но поведение Каффелли свидетельствовало о серьезной проблеме. Пьетро припомнил слова священника:

«Пресвятая Дева… Я молился денно и нощно, надеясь, что этого не произойдет… Какой позор, Господи… Ну почему все должно случиться именно так? Почему идет все хуже и хуже… Марчелло… Этот мальчик заслуживал большего… Он был…»

Марчелло, одержимый грехом — как и, несомненно, Каффелли.