Изменить размер шрифта - +
Тут же, ругая себя за неловкость, хотела вскочить — и поняла: у нее сломана нога, адская боль пронзила ее. Марья задрожала: не дай бог, она потеряет сознание и тогда уж — все… Немедленно что-то придумать! Написать. Записку! Пусть девочка передаст, и только.

Когда Катька увидела полностью одетую для поездки «баушку Маню», лежащую на полу, она вылупила глаза:

— Ой, ты упала, баушк, давай подниму, чего лежишь-то?

Марья решила, что особо объясняться с Катькой не станет, а по-деловому, насколько это с ней возможно, даст простое задание:

— Катюша, дай мне листок бумаги и ручку. — Объяснила где. Катька, побоявшись спросить, чего это сама баушка не идет, а все лежит на полу, принесла листок бумаги и ручку, и Марья нацарапала записку Алеку. Писать было трудно, от боли мутилось в голове, но основное она высказала: гнать в шею работника, которого она, Марья, прислала. Девочку, если можно, пока оставить на даче. И в шею работникову подружку. Они, к сожалению, шантажисты, и Марья глубоко виновата, что доверилась им… Но об этом потом. Сама приехать не может. И припугнуть милицией. Больше никого не посвящать в эту историю. Потому и пишет Алеку.

Вот такую записку должна передать Катька.

Марья, почти теряя сознание, попросила Катьку зайти к соседке и позвать ее. Тут только Катька отважилась спросить:

— А чего вы не встаете? (Она даже «баушкой» перестала звать Марью, так как была ошарашена ею, лежащей на полу и пишущей письмо!)

— Отдыхаю, — ответила Марья, и Катька протянула:

— А-а…

Марья напоследок еще сказала, что если Катя передаст секретно это письмо дяде Алеку, то все будет хорошо, папку никто не тронет и поедет он в родное Супонево.

Катька уплелась, вновь повесив на плечо свой рюкзак и тяжело вздыхая.

 

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ…

 

Катька притащилась на дачу уже в темноту и пролезла в сделанный папкой лаз и пошла сначала, как баран в стойло, в домик, который они с папкой занимали… Там сидели подвыпившие папаня и Лерка.

— О-о! Заявилась! Откудова? — удивился Санек. — Ты ж писала, что к мамане сдуваешься.

Катька молчала.

Спасла положение Лерка, смекнувшая, что для их плана Катька очень кстати. Только вдолбить ей как следует. И Лерка спросила, как бы утверждая:

— Да, наверно, ты, Катюх, никуда и не ездила?

Катька, не отвечая, утвердительно кивнула, и слезы закапали у нее из глаз.

А Лерка подошла к Катьке, усадила ее на стул и сказала еще ласковее:

— Катюх, ты нам, миленькая, поможешь! Вишь, папаня пьян, а надо в дом идти — прислуживать да деньги забрать… Ему идти не с руки, сама видишь. Давай пойди на кухню, скажи — пришла вот. И точка. И больше ничего, ни слова. Поняла? Про папаню — ни-ни, сама понимаешь — пьяный! Потом, как зайдешь в залу, на террасу то есть, высмотри тетеньку Наташу, ну, красивую такую, стриженую… — Катька кивнула — уж Наташу-то она запомнила! — и скажи, что ее в саду ждут, поняла? И все. И уходи сюда, поняла? Она деньги папане обещала вынести, если он на дачу не придет, но это уже не твои дела. А мы деньги заберем и уедем: вы — к мамане, я — домой. И всего делов-то. Не бойся, Катюх, ничего плохого нет. — Лерка заболтала Катьку так, что у той голова пошла кругом, она уже не понимала, кто, и что, и зачем, но главное уяснила: позвать тетеньку Наташу, она даст деньги, и они все отсюда уедут. Это Катюху очень радовало.

Вот так придумала Лерка. И считала, что все верно: Наташка трусы намочит, когда Лерка ей скажет про ее и Сандрика и что все про это узнают… Только бы вытянуть ее из дома. Пойдет! Куда денется! Дура ведь.

Быстрый переход