Берн” был в хвосте берлинского поезда. Нам не хватило ни высокой платформы, ни огней. Под вялым дождем, смешанным со снегом, торговали горячей картошкой и неприятно жирными куриными ногами.

Бегали какие-то особенно несчастные мокрые собаки.

Когда поезд тронулся, я окончательно уверился, что в двухместном купе международного вагона еду один. Это было приятно. Мне было совсем по-детски эгоистически радостно и одновременно немного стыдно за свою радость. Собаки бежали за вагоном, и какие-то непонятные люди с большими мешками безнадежно стояли под припустившим сильнее дождем. В купе было тепло, светло.

Специально для этой ночи – последней на родной земле – у меня была припасена бутылка водки, которой я ни с кем не собирался делиться. У меня были славные бутерброды и славная книжка на случай бессонницы. Я разложил яства… я отвинтил… я налил… я потер руки…

Минск – Брест

Вот тогда-то резко отъехала дверь и появился Виталий

Геннадьевич, в тяжелом пальто, в кашне и с двумя чемоданами.

Есть люди с таким особенным голосом, который вроде даже приятен

– он звучен, он немного, пожалуй, слишком сдобен, но, во всяком случае, недурен. Речь тоже недурна – достаточно культурна, слегка (абсолютно в меру, поверьте!) присолена матерком, а потому не пресна, в какой-то мере, можно сказать, даже юмористична. Одним словом, хороший голос и хорошая речь.

Недостаток этой речи, пожалуй, только в ее избытке.

Оказаться с таким человеком наедине в замкнутом пространстве более чем на десять минут – пытка. А попасть в одно купе на двухсуточное путешествие!..

– Будем знакомиться, Виталий Геннадьевич, ведущий профессор, сказал Виталий Геннадьевич.- Ваше седьмое? А мое восьмое.

Чего-то мне ваше лицо знакомо. Я еще в Москве подумал, что вы на кого-то похожи… О, антресоль-то свободная, я туда оба чемодана пихну. А ваши где? Под полкой? Это зря! Они сейчас, тяни их, на этой границе совсем оборзели, что ты! Никаких там под полкой – все на виду должно быть. Я даже каждый раз все замки заранее отпираю. Все для вас, все наружу! Во, классный анекдот! Грузин говорит: “А все равно грузины лучше, чем армяне!” Его спрашивают: “Ну чем? Чем?” “Чем армяне!” Ха-ха-ха! Класс, да? А чего это у вас бутерброды разложены, а выпить нечего? А в стакане это что, вода? Ну-ка, ну-ка… Да это ж пахнет… Это ж водка! А-а… ха-ха-ха… колоссально, а я думал – вода. Стой, тянитская сила, узнал! Вы же актер, да? “Двенадцать стульев”, да? Тянитская сила, а я все смотрю и думаю – знакомая морда.

Колоссально! Жене расскажу – не поверит. Она мне вообще никогда не верит. Чего бы я ей ни рассказал – не верит, и точка! И правильно делает, ха-ха-ха! Ну, чего там бутерброды… Мы сейчас в ресторан пойдем, пока не закрылся и пока на наши деньги. Это только до Варшавы, а потом все – свистец! – только на валюту! Вы сколько в декларацию пишете? Ну, правильно! Я тоже так: сколько положено, столько и пишу. Ни больше, ни меньше. Больше – заметут, а меньше – подозрительно, правда? Ладно, все, пошли в вагон-ресторан. Я приглашаю. У меня этих наших деревянных навалом… Во, видали? Полный бумажник… Кстати, позвольте на всякий случай чего вручить вам мою визитку. Вот, Виталий

Геннадьевич… ведущий профессор… и старший консультант… генерального… конструктора… по социологии. А то я, как вошел, сразу смотрю – ну знакомое лицо!

Беда в том, что и мне его лицо знакомо. При посадке на

Белорусском вокзале был скандальчик. Возле соседнего – брюссельского – вагона стоял носильщик с телегой, горой нагруженной разнокалиберными вещами и пакетами.