Рассказала об инциденте у книжного прилавка: какая-то молодая девушка покупала женские романы. Долго выбирала и отложила для себя несколько книжек. И тут к ней подошли знакомые, семейная пара: мол, что читаешь? И девица откровенно смутилась. Сунула любовно отобранные книги на полку и стала оправдываться, лепетала, что исключительно из-за мамы в этом отделе оказалась.

Анна Генриховна после этого случая долго не могла успокоиться. Возмущалась: как можно настолько не уважать себя? Почему читать кровавые боевики — где, кстати, тоже есть любовные сюжеты! — не стыдно, а обычную социальную литературу, классическую мелодраму — вдруг унизительно?

Ведь по сути любая книга — фантастика, исторический роман, детектив, женский роман или даже детская литература — это история взаимоотношения мужчины и женщины, и правильно, потому что само человечество — это мужчины и женщины.

К тому же дамы читают намного больше, как ни грустно, именно поэтому в наше время любой социальный роман стремятся напечатать в сериях «женской» литературы, это экономически выгодно.

Анна Генриховна как-то видела «Хижину дяди Тома», изданную в серии «Любимые книги девочек», разве от этого повесть стала хуже?

Сауле смеялась ее горячности, а Анна Генриховна сердито доказывала: любая книга, доставляющая читателю радость, заставляющая задуматься и на какое-то время забыть о проблемах, имеет право на существование. А «женский» роман — особенно, ведь нас элементарно больше, чем мужчин, и жизнь наша извечно полна забот, и именно от нас зависит — комфортно ли рядом детям нашим и мужьям… Хорошо бы сами дамы это наконец поняли и начали уважать себя!

Анна Генриховна буквально кипела, рассуждая на эти темы, что Сауле искренне удивляло: старуха была категорически против эмансипации. Говорила, что все хорошо в меру. Основная забота женщин — дети и дом, а мужчин — обеспечить семью материально, суметь и в наше дурное время остаться защитником, стать почти богом для детей и старшим другом и опорой для жены.

Причем Анна Генриховна считала обязательным для женщины хорошее образование. Горевала, что когда-то цивилизованный Восток так далеко отстал от варварского Запада. Ведь нет в священной для мусульман книге ни строчки, что образование недопустимо для женщин, почему оно вдруг оказалось под запретом — непонятно.

А разве сможет безграмотная мать приохотить ребенка к чтению, к наукам, правильно ответить на его бесчисленные вопросы, помочь с учебой?

Сауле тряхнула головой: нашла время вспоминать бесконечные сентенции Анны Генриховны! Тут, можно сказать, судьба сына решается…

Она помрачнела: неужели Никита действительно надеется, что Евгений Сергеевич станет ему отцом? Рассчитывает ввести в дом? Общаться с ним не урывками, а постоянно? Может, Китеныш завидует друзьям, живущим в полных семьях? Но он никогда об этом не говорил…

Сауле невидяще смотрела на мальчишек, гоняющих во дворе мяч, и пыталась понять, что же ей делать.

Познакомиться с другом Никиты придется, это ясно, жаль, конечно, что именно сегодня. Но как дать понять Китенышу, что на этом все…

Сауле горько улыбнулась: Евгений Сергеевич — надо же! Полный тезка. Как насмешка.

Она сморгнула вдруг выступившие слезы: может, Татьяна права, и она обязана думать о сыне, не о себе? Женю она больше никогда не увидит, он исчез, исчез навсегда.

Уехал, видимо, из города и сразу же забыл о ней. Зря она эту неделю вздрагивала от каждого шороха, зря мечтала, чтобы он увидел ее не в старом линялом свитере и широкой длинной юбке, а в новом костюме, не «уборщицей», а секретаршей, хотя — какая, собственно, разница…

Сауле обиженно шмыгнула носом: пока ходила замарашкой, они сталкивались практически ежедневно.