Колыванов бережно провел пальцем по ее лицу и удивился бархатистой нежности смугловато-розовой кожи. Заглянул в ярко-синие искристые глаза, самые необычные глаза в мире: длинные, чуть приподнятые к вискам, будто срезанные снизу, — какое счастье, что она сегодня без своих дурацких очков! — и виновато признался:

— Я женат, понимаешь? Хотел вначале развестись.

Колыванов собирался добавить, что никогда не жил с женой, но не рискнул. Звучало слишком невероятно, к тому же вдруг вспомнилась Нина, пусть и не жена, но они были вместе почти три года, считай — гражданский брак…

Колыванов коснулся губами высокой скулы. Потом зарылся носом в легкие кудряшки на затылке и шепнул:

— Только не гони меня! Я… люблю тебя. Никогда не думал, что произнесу когда-нибудь эти слова.

Сауле крепко зажмурилась: может, она спит? Последнее время ей постоянно снится он, правда, таких снов она еще не видела…

— Станешь моей женой?

Сауле вздрогнула, вдоль спины потянуло холодком, ей вдруг стало страшно. Она едва могла пошевелиться, настолько крепко он прижимал к себе, но все же попыталась отстраниться. Не сумела и обреченно прошелестела:

— Я… тоже замужем. Пока.

Колыванов недоверчиво заглянул ей в лицо. Глаза Сауле потемнели от волнения, стали почти фиолетовыми, в них блестели слезы, и Колыванов улыбнулся:

— Ничего страшного. Разведешься. Ты только моя, я сразу это понял, как тебя увидел, и руки мои это поняли, и губы…

— Но…

— Что «но»?

Сауле сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони, и почти по слогам проговорила:

— У меня ребенок. Я не одна, понимаешь?

— Ребенок? — удивился Колыванов. — Ты сама еще ребенок…

— Нет! Мне… двадцать пять.

— Сколько?!

— Ну… скоро, — смутилась Сауле. — Мы с Таней ровесницы. — И зачем-то добавила: — Я в конце июня институт заканчиваю.

— А мне тридцать один. У нас отличная разница в возрасте, как считаешь?

— Ты не понял! У меня сын. Он осенью пойдет в школу. Я не одна!

— Сын — совсем неплохо. — Колыванов внезапно вспомнил Никиту. — Честное слово, я постараюсь с ним подружиться.

— Мне… страшно, — печально пожаловалась Сауле. — Все как-то… неожиданно.

— Нам будет хорошо вместе, — глухо пообещал Колыванов. — Нам и сейчас хорошо, жаль, что нужно ждать развода, так глупо снова терять время…

Сауле промолчала, не зная, что на это ответить: как-то еще Китеныш примет известие о ее замужестве? Если в штыки…

И Сауле задрожала от страха. И чуть ли не впервые в жизни обратилась к Богу, умоляя, чтоб самые дорогие ей люди понравились друг другу и они смогли бы жить вместе, втроем.

Колыванов нежно поцеловал Сауле и едва не застонал вслух: наконец-то это не сон! Сколько раз он просыпался, едва коснувшись ее губ…

— Я построю для нас дом, — мечтательно прошептал он. — Большой, настоящий, с садом… А первое время поживем у меня, квартира большая, места хватит, вот увидишь. У мальчика будет своя комната, я завтра же закажу детскую мебель…

На кухне загремели посудой, и Сауле с неожиданной силой оттолкнула Колыванова. Отбежала к дальнему окну и подставила пылающее лицо свежему ветерку: сердце стучало так, словно рвалось на свободу, в виски с силой толкалась кровь, ноги едва держали ее.

Колыванова шум не смутил, он не собирался больше прятаться. Если бы не глупый фиктивный брак, он прямо сейчас представил бы Сашеньку матери, к чему тянуть, раз все решено?

Он закурил, наблюдая через балконную дверь, как Константин Федорович вынимает из духовки гуся.