Динька обижался, но я не мог не согласиться с Виктором.

В его правоте мы начали убеждаться даже раньше, чем ожидали. Наша жизнь в посёлке Кэлдзи изменилась с прилётом Чероди, но Чероди был первым из множества визитёров. Он только готовил нас к контакту — осуществлять контакт, видимо, не входило в его компетенцию. Именно поэтому, обучая нас речи, Чероди время от времени натыкался на непонимание, как на стенку — и ровно то же самое происходило с нами.

За первые два или три дня мы изучили массу обиходных слов, связанных с будничной жизнью лицин. Произношение давалось с трудом — но это казалось мне единственной сложностью: грамматически язык, по-моему, был не сложнее английского. Оттенки смысла дополнялись запахами — и видимо, богатство ароматических подтекстов заменяло грамматические вычурности. Грамматические формы преобразовывались в языке лицин одна в другую так же легко, как переливались один в другой оттенки ароматов: иногда мы, люди, притормаживали перед простым словом, не представляя, как перевести его на русский.

Как образовать действие от слова «мёд»? Грамматически — сделать себя мёдом целиком, по смыслу — стать для кого-нибудь (друзей? родных?) таким же сладким. По сути — вести себя соответственно медовому запаху слова «любить», такого же многогранного, как и в русском языке.

«Любить» лицин могли родню, друзей, зверей, растения, — не в качестве еды, а как госпожа Видзико любила Дерево, — слова — скажем, стихи — и места. О любимой еде здесь говорили с особой приставкой к слову «мёд» — и мне вспомнился знаменитый кавказец из анекдота, который помидоры «кюшать любил, а так — нет».

Мы потихоньку разобрались с родственными узами. Сестры могут быть только родными, «цзициг» — но с полусотней приставок, означающих степени кровного родства: как у нас — единоутробные (единосумочные?), двоюродные, троюродные… Братья могут быть родными со всеми соответствующими вероятностями и «цзитинг» — «пришедшими», наверное, или «сводными», а по смыслу — принятыми в клан. Глава клана — матриарх, как я и думал, а вот семейных пар внутри клана просто нет.

— Как нет?! — возмутился Калюжный, когда мы изучали этот вопрос. — Чё за хрень?! Родные братья, так? Так хрен ли у них и отцы разные, и матери тоже?!

— Члены клана, — сказал Денис. — Ну и что ты не понимаешь? Чероди же объяснял родословное древо: три брата, у тех, кто «дзи» — сходится мать, у тех, кто «дго» — отец, все же ясно!

Калюжный потряс головой и пристал к Чероди:

— А как будет «муж»? И «жена»? Радзико — чья жена, елки? Кто ее муж? Или она — вдова?

Цвику показались забавными слова «муж» и «жена», и он захихикал, ткнувшись носом Денису в ухо — Калюжный обиделся.

— Я же серьезно, блин!

Чероди кивнул — мы его уже успели научить этому жесту — и принялся выяснять с помощью кукол, из которых Сергей выбрал пару разнополых.

Взаимоотношения, да. Обнимашки, «стать медом», любовь — да. Интимная близость — Калюжный гыгыкнул — да.

Чероди широко улыбнулся:

— Родичи?

Это слово мы уже знаем, оно слишком общее.

Обнимашки, секс, мед.

— Дзуг? — возлюбленная пара? Любовники?

Это слово мы тоже уже знаем.

Калюжный помотал головой.

— Да нет же, елки!

Как Чероди не сойдет с ума от оборотов, вроде «да нет»! А Цвик каждый раз хохочет над «ёлками»: мы с Денисом ему уже объяснили, что ёлки — деревья.