— Что, — говорю. — Костёр разводить. Витёк пусть уже начинает тереть что-нить, а я попробую своим методом. А ты держи рака.

Артик на меня смотрит, как в ступоре:

— Что?

— Рака, — говорю, — держи, козлище. Чтоб не уполз. Он пригодится.

Лыбится, как параша, блин. Но взял.

А Витёк говорит, хмуро:

— Чё мне тереть? Холку тебе натереть, чтоб ты не гнал? Сам и три, раз такой крутой.

— Тереть, — говорю, — не в моих привычках. Это ты хотел чё-то трением добывать, ёлки. Вот и валяй. Если умеешь, надо же попробовать, у меня может и не получиться.

Ну что. Посмотрел он на эти палки, на всю эту фигню, которая из песка торчала там и тут — и говорит:

— Вообще-то я, как бы, не тёр никогда.

— Начать, — говорю, — никогда не поздно.

Нефиг выпендриваться, думаю, командир хренов.

А Артик, блин, с раком в обнимку, как полное мудло, смотрит на это дело скептически. А рак шевелится и клешнями щёлкает. И Динька, как ему рак попадёт в поле зрения — так снова зеленеет; видно, что еле удерживается.

Витёк грит:

— Артик, убери уже этого дурацкого рака куда-нибудь, а то Диньке худо от него, — а я:

— Ты чё! Раки — они полезные. Погодьте, сейчас мы костёр разведём, — сам, тем временем, смотрю вокруг и под ноги, камешек присматриваю. А камешков не то, чтобы много, блин. Песок. Но есть.

Артик говорит:

— Если вы разведёте костёр, будет великолепно. Мы вскипятим воду.

— Угу, — говорю. — В пригоршне, блин.

Опять лыбится. Вот раздражает меня, ёлки, до невозможности! Всё, вроде, понимаю — но бесит, хоть ты что! Пидорская манера, нестерпимая совершенно. Удавил бы.

— Мы могли бы вскипятить воды в ямке, — говорит. — Раскалёнными камнями. Не слишком гигиенично звучит, но это, мне кажется, лучше, чем пить воду прямо из реки.

И не поспоришь, сука… всё логично.

Вот умный мужик вроде… не был бы таким мудаком — цены бы не было…

И я стал пробовать камешки.

Испытатель №25

Рак меня всё-таки ущипнул. Я не уберёгся.

Забавно… я где-то, вроде бы, читал о шерстистых раках — но совершенно уверен: это существо не напоминало фотографию к той статье. Строго говоря, я даже не уверен, что оно было раком.

Его и вправду покрывала короткая жёсткая щетина, торчащая вверх и придававшая животному сходство с самоходной платяной щёткой. Без щетины, лишь хитином, гладким и плотным, как пластмасса, обходились только клешни, скорее, скорпионьи, чем рачьи, и хвостовой плавник в три широких лопасти. У наших раков глаза на стебельках, у этого — фасеточные, как у мухи или стрекозы. В животе и лапках мне тоже мерещилась какая-то неправильность.

В общем, мне казалось, хоть я и не делился этими мыслями с ребятами, что это существо — не рак и не ракообразное, а личинка какого-то очень крупного насекомого. Вроде ручейника или личинки стрекозы, только переросток.

Есть это создание мне совершенно не хотелось. Я обвязал его парой тонких лиан, гибких, как бечёвки — в процессе он ущипнул меня за руку — и подвесил к ветке кустарника, растущего у воды. Пусть Калюжный сам убедится в пищевой ценности этого существа, если ему так важна его первая охотничья добыча.

Впрочем, мне вообще не хотелось есть. Меня мутило. Я подозреваю, что в разной степени всем нам было нехорошо. Просто либо у Дениса оказался самый слабый желудок, либо ему попалось что-то особенно вредное, что было в воде или в ягодах.

Из стерильности «Иглы» мы все попали в мир нестерильный и чужой; теперь я размышлял, сколько мы тут протянем, без антибиотиков и медицинской помощи.