Черников изумленно посмотрел на начальника и спросил:

— Когда это ты все рассмотрел?!

— Зато я не успел полюбоваться картинами, висящими на стенах, — многозначительно проговорил Никитин. — Кстати, по иконам и живописи выдали ориентировку в райотделы и в область?

— Выдали. Зато я не забираю вещдоки с места преступления.

— Это не вещдок. Я просто украл этот камень. Итак, что мы имеем на сегодняшний момент? Убийца, возможно, страдает психическими отклонениями. Это раз. Он ненавидел Вирта — два.

— Почему?

— Вдвойне неприятно слышать этот вопрос именно от тебя, учитывая обстоятельства. Напомнить картину в квартире Вирта? Такие увечья наносятся не в качестве самозащиты и не ради заказного убийства.

— Я имею в виду, что они могли поссориться за столом и…

— И кровожадный убийца разделал тело Вирта так же мастерски, как мясник тушу на рынке? Из-за чего же так можно поссориться? — Никитин посмотрел на часы. — Черт, к начальнику опаздываю!.. Боюсь, я переживу сейчас то же самое, что и Вирт! Слушай и записывай!

Черников завис над блокнотом, а Никитин, шагая по кабинету, рубил короткими негромкими фразами:

— Первое. Опросить жену Вирта на предмет опознания камня. Второе. Дать ориентировку по «нарисованному» соседкой мужику в коричневой куртке. Третье. Пошлешь Старикова по психиатрическим лечебницам. Пусть выяснит всех, кто выходил из них за последний месяц. Понимаешь, Серега, Вирта искать не нужно было. Он всегда держался на виду. Замочить его можно было в любой момент, а сделали это именно двадцать восьмого мая. Причем так, словно копили злобу сто пятьдесят лет! Понимаешь?! Значит, этот убийца не просто выжидал. Его что-то держало. Или кто-то… Четвертое. Пошлешь Саморукова в УИН. Пусть сделает выборку всех недавно освободившихся, кто был как-то связан с Виртом… Не перебивай! — остановил Никитин движение Черникова. — Знаю, что дурацкая задача. Но делать что-то нужно срочно. Потом будет поздно. И узнай, как там наша девочка-следователь себя чувствует.

Глава 2

Ночь длинна.

Мальчик вышел из дома, и его тут же окутала пелена утреннего тумана, пахнущего георгинами. Он знал этот запах. Его девочка высаживала георгины около дома каждое лето на аккуратной клумбе, обложенной белыми кирпичами.

Он подошел и провел рукой по влажным цветам. Теперь все в его жизни будет по-другому. Так думают все, кто познал первую любовь, но не дошел до глубины истинной и последней.

Ночь длинна и тем притягательна. Под этой белой сонной луной, висящей на небе, уже начинающем светлеть, можно успеть многое.

Из клумбы георгинов, словно узник из цепей, с шумом выбилась птица и, громко хлопая крыльями, унеслась прочь. Мальчик почувствовал, как по его спине, теплой после постели, волной пробежала омерзительно холодная волна страха. Все было неожиданно, а потому шокировало.

Волна застыла где-то в затылке натянутой резиной.

«Не бойся, ты же мужчина», — вспомнил он слова отца.

Резина стала расслабляться и вскоре безвольно повисла, как тряпка.

«Впереди темно», — подумал он, приказал сам себе не бояться и сделал шаг по тропинке, почти черной на фоне серого окружения.

Мальчик шел домой.

Через несколько шагов он глухо вскрикнул и схватился за лицо. Ветка, свисающая над самой тропинкой, стала на его пути.