– Я бы высек, – вставил комендант Илья Иваныч.

– Права не имеете, – уверенно заявил Яшка, ощущая, однако, что «хвост» позорно поджимается.

– А что тебе, талоны на повидлу? – спросил комендант.

Антонина Сергеевна же, дождавшись, пока иссякнут аргументы и контраргументы, продолжила:

– Полагаю, что необходимо, во-первых, вынести строгое предупреждение…

– Сто первое китайское, – вставил комендант, но, уловив укоряющий взгляд Антонины Сергеевны, сконфузился.

– Во-вторых, дать возможность товарищу Канунникову проявить себя на общественной работе.

– Вот так-так, – разочарованно произнес Иван Ильич. – Такому-то балбесу!

– Тут такого рода соображения. Вы вот, товарищ Лебедев, сформировали дружину…

У Маринки от возмущения даже голос прорезался:

– Это же только для комсомольцев, к тому же по рекомендации! Кто за него поручится… за такого-то!

– Вот и будет дополнительный воспитательный момент, положительный пример перед глазами. Товарищ Канунников, несмотря на расхлябанность, тянется к порядку. Он хорошо справляется с работой, когда есть на кого равняться. Вот и возьмете на буксир. Пусть берет примеры и растет.

– Генеральную линию я не оспариваю, Антонина Сергеевна, – проговорил Марк. – И все-таки нарушителя трудовой дисциплины в бригадмил? Кто знает, что ему в голову взбредет…

Тут Антонина Сергеевна впервые проявила признаки нетерпения:

– Мне, что ли, Лебедев, читать вам лекции по трудовому перевоспитанию? Идите в библиотеку и возьмите книгу Макаренко. Якова я наблюдаю уже давно и могу с уверенностью сказать: если парня не хотим потерять – надо с ним работать, поставить его в такие условия, чтобы он осознал свою необходимость, незаменимость, роль в построении нового светлого будущего…

Тут она резко оборвала речь и, сухо заявив «У меня все», села на место.

– Товарищи, прошу прощения, товарищи.

Оказалось, что в помещении присутствует Андрюха-Пельмень и теперь стоит, теребя в руках замасленную ветошь:

– Я вот что. Вы нас вместе запишите в эту, в бригадмил. Присматривать за ним буду и поручусь. Яшку знаю сызмальства, и Сергеевна… прощения прошу, Антонина Сергеевна правильно говорит: он ждет и видит, как бы его сейчас турнули в шею. Коли выгнать – точно пропадет. Слаб он. А так, может, пару раз схлопочет по морд… то есть поработает, человеком станет. А?

– Кто тебя просил! – орал Яшка шепотом уже в комнате. – Просил кто? Кто поставил хозяином? Кто за язык тянул?

Пельмень не ответил, словно его и не было в комнате: он, пристроившись у самодельного верстака у подоконника, паял. После того как фабричные электрики посвятили его в тайны припоев, флюсов, сред и прочей черной магии, Андрюха паял все, что позволяли. Причем, как отмечали даже наставники, получалось у него отменно. Теперь он колдовал над захандрившим приемником, и запах канифоли, который Яшке всегда нравился, его почему-то взбесил.

– Не желаю я этого вашего порядочного! Правильного! Постного вашего не желаю!

Пельмень продолжал молча возить своим паяльником. Курился в полуоткрытое окно ароматный дымок, там уже слышались приглушенные, хотя и веселые голоса.

Пора к Светке идти, туда, в потаенное место у железнодорожной насыпи, где так хорошо слушать соловья и палить костерок. Конфет подарить… Но там не ждут.

Яшка, психанув, схватил Пельменя за плечи, тряхнул:

– Андрюха, друг! Пропадаю же!

Жало паяльника с шипением проехалось по хрупким проводкам, резко запахло жженым – Пельмень не удержал рукоятку, раскаленный прибор упал на пол, и вокруг него по доскам пола пошло расползаться черное пятно.