«Вот и хорошо. Пусть радуются, пока молоды, пусть будут счастливы, не знают горя и страданий», – переживала она с солидностью умудренной жизнью дамы, со строгой скорбной улыбкой наблюдая за тем, как Сашка с Алешкой носятся, играя в войнушку.

А ей, Светке, как бы хотелось уже все позабыть… Тут как раз она вспомнила то, о чем позабыть отлично удалось: с утра мама Аня в сто первый раз потребовала сходить на вокзал, забрать из починки ее ботинки, присовокупив, что если Светка – В Голове Дырка – и на этот раз забудет, то пусть пеняет на себя. Неделю сесть не сможет.

Выловив близнецов, Светка предложила им пойти посмотреть на поезда, пообещав, что вот-вот пройдет какой-то новый, сверхсекретный, похожий на пулю, способный разогнаться аж до взлета, точь-в-точь ракета. Доверчивый Сашка немедленно возрадовался и собрался бежать, менее же легковерный Алешка уточнил, не врет ли она. Светка заверила, что нет.

Привокзальная палатка, в которой чистили и чинили обувь, недавно вновь обрела хозяина – старый обувщик с полгода назад захворал, и дети увезли его куда-то на Кубань. Палатка находилась в общем-то недалеко. Однако дорога таила множество детских искушений – птички, жучки, паучки, загадочные стеклышки и прочие сокровища, притягивающие взгляды и требующие максимального внимания. Поэтому, когда они наконец добрались до нужного им места, выяснилось, что палатку уже собираются закрывать.

– Погодите! – взмолилась Светка.

Налысо бритый паренек в тельняшке и морских брюках, который навешивал замок на дверь, холодно бросил через плечо:

– Где ж вы гуляли, мадам?

Будь Светка постарше, она бы огрызнулась: что за новости! Старый обувщик трудился чуть не до ночи, аж до последней электрички! Но так она не умела, поэтому просто начала канючить:

– Мне бы только ботиночки забрать!

Обувной диктатор был неумолим:

– Я уже ушел.

Но тут Сашка и Алешка, которые опасались пропустить новый паровоз, вступились за свою воспитательницу. Они зашли с тылу парню и ткнули в полосатую спину дулами новехоньких пистолетов.

– Ни с места! – скомандовал Сашка. – Руки вверх.

– Отдавай ботинки, – приказал Алешка и, будучи воспитанным ребенком, прибавил: – Пожалуйста.

Светка так и обмерла, похолодела: ну все, сейчас точно убьет!

Однако новый хозяин палатки оказался человеком с юмором. Безропотно вздернув руки, запричитал:

– Ой-ой, сразу бы так! Забирайте все, оставьте жизнь.

Но это была военная хитрость. Он вдруг резко повернулся, зарычал:

– Р-р-р-р, вот я вас! – И, ухватив по одному близнецу на каждую руку, загудел паровозом, закружил их так, что они завопили сперва от ужаса, потом от восторга.

– Еще! – потребовал Сашка, когда его спустили обратно на траву.

– И меня! – горланил обычно спокойный Алешка.

– Момент, господа налетчики, сначала разберусь с дамой.

Он повернулся – и Светка поняла, что пропала. Все эти благие намерения, жизнь без любви, для других – все в топку. Какой он замечательный! Ловкий, загорелый, широкоплечий, глаза – ночь темная! Улыбнулся, блеснув белыми зубами и шикарной фиксой, учтиво склонил голову:

– Что за ботиночки, девушка?

– Черненькие, – пробормотала Светка, глядя во все глаза и краснея от непривычного обращения, – носики такие тупые, потертые, каблуки сбитые.

– А фамилия-то? – ласково подбодрил парень.

Светка назвалась. Обувщик влез в свои закрома – причем полиуретановый запах, от которого ее всегда подташнивало, на этот раз почему-то вызвал в душе порхание и восторг.