Третье: На самом деле они все время жили на хуторе. Тем более что старуха Рябченко больна и почти не встаёт с постели.

Итак, мне стало ясно, что вся катавасия с куплей-продажей дома, а также с выпиской и пропиской — махинация с целью незаконного получения Ириной Алексеевной Калгашкиной трехкомнатной квартиры.

Но только ли этим ограничился круг её незаконных действий? Почему горжилуправление и правление ЖСК «Салют» так благоволило к Калгашкиной? А человеку, имеющему все основания претендовать на трехкомнатную квартиру, то есть Бабаеву, отказали?

По-моему, всем этим пришло время заняться следователю.

Было возбуждено уголовное дело. Я поручил его Орлову Анатолию Васильевичу, молодому следователю, который только что закончил стажировку у Инги Казимировны Гранской. В помощь Орлову начальник районного отдела внутренних дел выделил инспектора ОБХСС старшего лейтенанта Владимира Гордеевича Фадеева. Фадеев по просьбе следователя срочно выехал в Мокрую Ельмуту. Через два дня следователь и инспектор ОБХСС зашли ко мне поделиться первыми впечатлениями.

— Ну и фокусница эта Ирина Алексеевна Калгашкина, — рассказывал Фадеев.

— Прямо Кио… Такого тумана напустила у своих родственников, что те ничего не поняли. И фокус готов! Я спрашиваю у бабки Рябченко: жили, мол, в Зорянске? Господь, говорит, сынок, с тобой, я уж со двора года три не выходила. Отцу Калгашкиной — тот же вопрос. Он в ответ: а чего я там не видел? Я говорю: так у вас в Зорянске трехкомнатная квартира, на ваши кровные деньги. Он прямо-таки опешил. Спрашиваю: вы дочери Ирине четыре тысячи давали? Смеётся. Я, говорит, больше сотни в руках не держал. Вот так, Захар Петрович. Старики даже и не подозревают, что были жителями нашего города.

— Погодите, погодите, — остановил я инспектора ОБХСС. — Почему отец Калгашкиной говорит, что и сотни не держал в руках? Он же дом продал…

Фадеев усмехнулся.

— А знаете, кому старики продали свой дом? Своей же дочери, Муравьёвой.

— Как — дочери? — не понял я.

— Вот так. Своей родной дочери, которая родилась, выросла и до сих пор живёт в этом доме.

— Странно, — удивился я. — А Муравьёва заплатила им что-нибудь?

— В том-то и дело, что ни копейки не заплатила, — ответил Владимир Гордеевич. — А зять, то есть муж дочери, тот до сих пор так и считает стариков хозяевами дома и сада.

— Но для чего же все это понадобилось? — спросил я.

— А Муравьёва, да и все остальные родственники, сами не знают, какой смысл в этой купле-продаже, — продолжал Фадеев. — Говорят, Ирина Алексеевна примчалась на хутор, что-то наплела с три короба, и все сама с продажей и обстряпала.

— А за оформление продажи? Кто взял на себя эти расходы?

— Заведующая магазином наша разлюбезная, кто же ещё. Сестра её, то есть Муравьёва, говорит, что устроили семейное торжество. Обмыли, значит. Ирина Алексеевна и подарками всех своих наделила. Так что я считаю: это фиктивная сделка для отвода глаз.

— Ну, что скажете, Анатолий Васильевич? — обратился я к следователю.

— Вопрос с выпиской и пропиской ясен, — ответил Орлов. — Чтобы получить побольше площадь. С продажей дома — тоже.

— Да, — вспомнил я и снова спросил у Фадеева: — Какая сумма фигурирует в документах о продаже дома?

— Четыре тысячи.

— Простите, Анатолий Васильевич, что перебил вас. Продолжайте.

— Вы задали старшему лейтенанту нужный вопрос, — сказал следователь.